Дело было на Николу весеннего. Прибежал от реки мальчонка звать Февронию: приплчл из Мурома струг, а на нём князь Пётр; знахарку кличут. Уронив веретено, бросив пряслице на пол, - Ой, мамоньки, сорок грехов наживу! – Феврония вскочила. Широко перекрестившись на км енную иконку Спасителя, перебравшуюся вместе с нею из родительского дома в Фефёлину лачугу, она с радостно колотившимся сердцем устремилась на зов ясна сок- Обманщица ты, а не знахарка! – накинулся на Февронию Гордята. – Гляди, что делается с нашим господином.
Князь Пётр разболелся сильнее прежнего: от язвочки, оставленной непомазанной, расползлись по телу молодецкому отвратительные струпья. Угнетаемый стыдом, он отворачивал лицо от девы и в ответ на её ласковое приветствие не захотел слова молвить.
- Сей же час подавай свою мазь, а не то худо будет! – шумел Гордяа.
Князь взмахнул худой рукой , велел ему уйти. Тот с неохотою повиновался.
- Поможешь ли, девушка? – тихо спросил князь Пётр, когда они остались вдвоём.
- Аль не говорила я летось, что долгим будет лечение, и возле тебя мне быть надо? Нетрудно очистить кожу, а болезнь-то у тебя внутри, - мягко укорила она.
- Ты одно скажи: можно излечить меня либо нет? – нетерпеливо тряхнул он головой, ещё недавно кудрявой.
- Можно, светлый князь, - поспешила утешить она. – Имей терпение: не в един день ты занемог, не сразу выздоровеешь.
- Ничего не пожалею, только помоги. Жизнь мне стала немила.
- Здоров будешь и весел, свет мой князь, если выполнишь моё условие.
Повисло молчание.
- Хочешь, отдам тебе половину всего, чем владею?
Не твоё богатство мне надо, сокол ясный, а право быть возле тебя.
- Сокол-то ныне общипанный. А с деньгами любого жениха сыщешь.
- Никого мне, кроме тебя, не надо.
Задумался князь Пётр.
- Ты девица милая, и не будь я князем, может, и женился бы на тебе. Сама посуди: разве может брат муромского государя взять в жёны дочь сельского древолазца!
Зато прикинь, какое у девы приданое: твоё здоровье и счастье! Ты же слово давал. Иван-царевич на лягушке женился, а слово сдержал.
- Так он посадил её в узелок и спрятал от людей подальше. А тебя разве спрячешь? Народ станет мне в глаза смеяться, природные княгини с тобой знаться не захотят.
- Что мне княгини? Только бы тебя спасти.
- А каково мне будет насмешки сносить? Знаешь, что станут обо мне говорить?
- А ныне как говорят? Что был князь Пётр, да весь коростой зарос.
- Насильничаешь ты, дева, - нахмурился князь. – Руки выламываешь.
- Да я тебя всю жизнь ждала. Теперь уж ни за что не отступлюсь. А как надумаешь венчаться, уведоми. Я вмиг буду готова: бедной собраться – только подпоясаться.
Вышла от князя сама не своя, прошла мимо Гордяты с надменно поднятой головой. Тот ворвался к князю:
- Изловить её, притащить назад за косу?
- А, брось! – безнадежно отмахнулся тот.
Феврония знала, что пришёл час окончательного расставания с прежней жизнью: либо под венец, либо в омут. Нельзя ей долее тут оставаться. Исторгало село Ласково своё порождение. Сделалось Неласково.
В маленькой сельской церкви изумлённый батюшка Аким венчал древолазцеву дочь Февронию с залётным молодцем, понурым и бледным, терзаемым злым недугом. Невеста в лаптях стояла прямая и строгая; жениха, одетого и причёсанного по-городски, поддерживал дружка – ражий малый мрачного вида. У входа сторожили ратники, не пропуская внутрь церкви любопытствовавших сельчан; да их, почитай, и не было: в мае не венчаются, народ пашет да сеет.
О невиданной свадьбе не скоро бы узнали в Ласково, кабы не Фефёла. Выследила, как ратники от берега топали, всполошилась, побежала по селу; глядь, падчерица к церкви помчалась, только пятки засверкали. Сунулась Фефёла туда-сюда, сгорая от любопытства, да напрасно. А как увидала выходившую из церк5ви Февронию в окружении ратников, побежала по селу с воплем:
- Умыкают нашу Хавронью, и отца родного дома нету, чтобы дочь защитить.
Не успели новобрачные дойти до берега, как нагнали их ласковские мужи. Впереди с молотом в руке нёсся кузнец Неждан. Кабы не прыть Февронии, вышло бы кровопролитие. Шагнула она ласковцам навстречу, растопырив руки:
- Чего вам, скаженные?
- По доброй ли воле ты среди чужаков, девица, или насильно тебя удерживают? – спросил Неждан.
- Иду по своей воле, - ответила она.. – И не девица я отныне, а мужняя жена.
Опустили т опоры и дубины ласковские мужи, отступили. Тем временем слуги повели болтьного жениха на корабль; следом потянулись воины. Ласковцам ничего не оставалось, как отправиться восвояси.
На берегу остался один Неждан. Он стоял, опустив тяжёлый молот, и ветер трепал волосы на егог непокрытой голове. Наезжане все до одного уже взошли на судно. Замешкавшаяся Феврония попросила кузнеца:
- Кланяйся моему государю-тятеньке. Пусть не клянёт своё чадо, а пошлёт мне родительское благословение.
Она хотела добавить ещё что-то, да со струга знахарке крикнули, чтоб поторапливалась. Неждан стоял на берегу, пока увозивший Февронию струг нескрылся за поворотом берега.
