Дивное Дивеево

Вновь увидела Саровская обитель молитвенника своего, пустынника и молчальника и великого подвижника, преподобного Серафима. Вступив во врата монастырские и не заходя в свою келлию, прошел Преподобный прямо в больницу, а оттуда на всенощное бдение в храм Успения Божией Матери. На другой день он причастился Святых Тан в любимой своей больничной церкви, построенной на месте явления ему Божией Матери, и отправился к настоятелю, отцу Нифонту, принять от него благословение на новый подвиг. После этого пошел он в свою прежнюю келлию и затворился в ней. Началась жизнь в затворе. Келлия его была узкая, тесная — в 5 квадратных аршин. Два маленьких окна ее выходили на овраг. Постелью служил мешок с песком и камнями, обрубок пня заменял сидение. Кучка дров лежала перед печкой, которая никогда не топилась. Для себя отец Серафим не употреблял огня, и только перед иконой Божией Матери «Умиления», которую он называл «Всех радостей Радость», горела неугасимая лампада. В узких сенях, примыкавших к келлии, стоял сколоченный Преподобным для себя дубовый некрашеный гроб, около которого он часто молился, вспоминая о часе смертном.

   Одеждой Преподобному служил неизменно один и тот же белый холщовый балахон и черная крашеная шапочка. На груди его висело медное Распятие, благословение матери, а на плечах под балахоном он носил для умерщвления плоти поддерживаемый веревками большой пятивершковый железный крест. Вериг и власяницы он никогда не носил и говорил впоследствии вопрошавшим его о пользе ношения вериг: «Кто нас оскорбит словом или делом и если мы переносим обиды по-евангельски — вот и вериги наши, вот и власяница». В глубокой тайне и безмолвии совершал Преподобный свой многотрудный подвиг. Никого к себе не принимал и сам никуда не ходил. Когда сосед его по келлии, на которого возложено было послушание доставлять ему пищу, приносил ее и ставил у двери, отец Серафим накрывал себя большим полотном, чтобы никто не мог его видеть, отворял дверь и на коленях принимал пищу от брата, не произнося ни одного слова. «Словеса — орудие суть мира сего, молчание же есть таинство будущего века», и сего-то таинства возжелала душа Преподобного еще на земле. Как проходила его жизнь в затворе, никто не знал, и поведал он об этом лишь при конце дней своих. Более всего открыл он о том послушнику Ивану Тихоновичу (впоследствии иеромонаху Иоасафу).

   От него мы и знаем о молитвенных трудах Преподобного в затворе и о дивных видениях, которых он в это время удостаивался. Как и в пустыньке, отец Серафим совершал все ежедневные служ- бы, кроме Литургии, и выполнял свое келейное правило. В остальное время он предавался подвигу умной молитвы, творя попеременно то молитву Иисусову, то Богородичну. Иисусову молитву Преподобный считал светильником стезям нашим и путеводною звездою к Небу.

С большой ревностью занимался также отец Серафим и чтением Священного Писания «для того, чтобы дать духу своему свободу возноситься в небесные обители и питаться от сладчайшей беседы с Господом». В течение недели Преподобный прочитывал весь Новый Завет: в понедельник — Евангелие от Матфея, во вторник — от Марка, в среду — от Луки, в четверг — от Иоанна, на остальные дни он разделял Деяния и Послания Апостолов. Кроме того, еженедельно он прочитывал Евангелие дневное и святому. Во время чтения Священ- ного Писания подвижник часто погружался в продолжительное созерцание Господа умом и удостаивался от Него дивных видений. Так, подобно апос- толу Павлу, он сподобился непостижимого восхищения в небесные обители.

   «Однажды,— говорил Преподобный тому же послушнику Ивану Тихоновичу,— я услаждался словом Господа моего Иисуса Христа, где Он говорит: в дому Отца Моего обители многи суть (Ин. 14,2). На этих словах Христа Спасителя я, убогий, остановился и возжелал видеть оные небесные обители и молил Господа, чтобы Он показал мне их. Пять дней и пять ночей провел я в бдении и молитве, прося у Господа благодати сего видения, и Господь не лишил меня, убогого, Своей милости. Он исполнил мое желание и прошение: я был восхищен в эти обители, только не знаю — с телом или кроме тела,— Бог весть,— это непостижимо,— и видел неисповедимую красоту райских селений и жи- вущих там». И дивный тайновидец описывал блаженство святых: Предтечи Господня Иоанна, святых Апостолов, вселенских святителей — Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Зла- тоуста, преподобных Антония Великого, Павла Фивейского, Саввы Освященного, Онуфрия Великого, Марка Фраческого и др., красоту и торжество святой Февронии и многих других мучениц, сияющих в неизреченной славе и радости. Но вполне рассказать о райском блаженстве святых отец Серафим не мог. «Ах, радость моя,— говорил он,— там такое блаженство, что описать нельзя». «Если бы ты знал, какая сладость ожидает душу праведного на небе- си, то ты решился бы во временной жизни переносить скорби, гонения и клевету с благодарением. Если бы самая эта келлия наша была полна червей и если бы эти черви ели плоть нашу во всю временную жизнь, то со всяким желанием надобно бы на это согласиться, чтобы не лишиться той небесной радости, какую уготовал Бог любящим Его». «О той радости и сладости небесной, которую там вкушал, сказать тебе невозможно».

   Беседуя с послушником, о. Серафим замолчал, склонился вперед, голова его с закрытыми глазами поникла долу, и простертою дланью правой руки он тихо водил против сердца. Лицо его постепенно изменялось и издавало чудный свет, и, наконец, до того просветилось, что невозможно было смотреть на него: на устах же и во всем выражении его была такая радость и восторг небесный, что поистине можно было назвать его в это время земным Ангелом и небесным человеком. Во все время таинственного своего молчания он как будто что-то созерцал с умилением и слушал с изумлением».

По прошествии пяти лет строгого затвора преподобный Серафим, по особому, ему одному ведомому откровению, ослабил затвор свой и открыл дверь своей келлии для желающих видеть его. Не обращая внимания на приходящих, Старец продолжал свои духовные занятия и на вопросы не отвечал — не кончился еще срок, положенный ему Господом для безмолвия. И так продолжалось еще пять лет, в течение которых Преподобный лишь одним примером своего безмолвного жития поучал приходивших к нему. После пяти лет этого подвига явилась Преподобному Царица Небесная в сопровождении Онуфрия Великого и Петра Афонского и разрешила ему отверзать уста его для поучения и утешения приходящих к нему богомольцев. С тех пор окончился молчальнический подвиг его, но затвора своего Старец еще не оставлял.

   С ранней Литургии и весь день до вечера стекались к нему алчущие духовной пищи, и не знало сердце Преподобного различия между ними. Всех он принимал с одинаковой любовью, всех встречал земным поклоном и целованием, всех приветствовал словами «Христос воскресе» и каждого называл «радость моя». Со всех концов России шли к нему люди, и не вмещала келлия Старца всех желавших принять от него благословение. Тогда начал он просить у Гос пода соизволения на открытое окончание затвора, чтобы самому выходить к людям и служить им. И услышана была его молитва.