Дивное Дивеево

Эсфигмен - живой патерик. Из жития прп. Паисия Святогорца (изданного в Суроти)

Новое Житие прп. старца Паисия описывает нам подлинное монашество, немного приоткрывает завесу над этой бесплотной жизнью. См. также Паисий Святогорец на Афоне.

Живой патерик

К середине августа 1953 года Арсений наконец достиг  безопасной пристани общежительного Эсфигменского монастыря. Он открыл своё сердце игумену Каллинйку и рассказал ему о своём непреодолимом
желании подвизаться в пустыне. Арсений попросил принять его в монастырь на несколько лет—до наступления духовной зрелости и готовности осуществить своё заветное желание. Игумен согласился.

Святой общежительной Эсфигменской обители, с её строгим уставом, утомительными послушаниями, духовным наблюдением и руководством, предстояло стать тем твёрдым духовным островком, оттолкнувшись от которого Арсений впоследствии смог бы совершить духовный перелёт в пустыню, вожделенную для него с детства, не рискуя при этом упасть и разбиться.

 Чтобы включить Арсения в список послушников монастыря, требовалось запросить подтверждение из Коницкой полиции. От полицейских родители Арсения и узнали, что он уже на Святой Горе. Вскоре и сам он написал родителям письмо. Ещё одно письмо Арсений послал отцу Павлу (Зисакису).

Он поведал другу:

«Я пришёл в священную обитель Эсфигмен и остался здесь. Если спросишь, как я живу, отвечу: слава Богу, очень хорошо. В монастыре добродетельные отцы и очень хорошие порядки. Видимо, я оказался здесь по Промыслу Божию. Надеюсь, что Господь сопричтёт меня, Свою грешную и паршивую овцу, к Своему малому монастырскому стаду».

Общежитие Эсфигмена стало для Арсения настоящим живым патериком. Здесь он увидел подвижников, просиявших деятельной и созерцательной жизнью, встретил отцов, которые с рассуждением возделывали в себе монашеские

добродетели: уклонение от мира, послушание, воздержание, нестяжание, безмолвие, братолюбие.,
Их отречение от мира было всецелым. Они прекратили всякое общение со сродниками по плоти, «в них не было места безвременному и бесполезному общению и разговорам, пустословию и дерзновению» Было немыслимо, чтобы кто-то из отцов подошёл к послушнику и начал расспрашивать его о том, как он жил и чем занимался в миру. Отцы подвизались в святом молчании, которое «есть матерь молитвы, безмолвия супруг, сокровенное духовное восхождение».

«Когда я поступил послушником в общежительный монастырь, — вспоминал преподобный позже, — я ни с кем не заводил знакомства. В монастыре было шестьдесят отцов, но ни один из них даже не спросил, кто я и откуда. Человеческого утешения не было, и это помогало мне искать утешения Божественного».
Хотя братия обители была многочисленной, в монастыре царило безмолвие настолько глубокое, что можно было подумать, что подвизается там только один исихаст. Только большие монастырские часы отбивали каждую четверть и на несколько мгновений нарушали тишину. Бой часов не давал братии забыться и напоминал им о необходимости творить молитву Иисусову. Так вся братия безмолвно трудилась на послушаниях, имея в уме священные слова: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя».

Жизнь братии была очень простой. Да и всё в обители было предельно сдержанным и аскетичным. Из материального пользовались только тем, без чего совсем нельзя обойтись, и оттого души братии питались высшей, духовной радостью. Обстановка келий была такой: койка, столик и стул, несколько икон, лампадка, керосиновая лампа. Печек в кельях не было. Некоторые из братии холодными зимними вечерами зажигали керосиновую лампу, чтобы в келье стало немножко потеплее. Единственной книгой, которая постоянно лежала в келье, было Святое Евангелие. Братья, желавшие почитать что-то ещё, брали благословение у игумена и получали ту или иную книгу в монастырской библиотеке.

 Готовясь ко Святому Причащению, братия Эсфигмена следовала старинному уставу и постилась три дня, вкушая пищу без масла. Накануне Божественного Причащения большинство отцов совершали келейное бдение с вечера до утра. Пост и аскеза доходили до высшего предела в период Великого поста. В первую седмицу отцы практически не выходили из храма, до буквы соблюдая требования Типикона. Но и в другие великопостные седмицы службы продолжались по много часов кряду. Трапеза была в три часа пополудни, предлагалась на ней овощная похлёбка без масла. «Великий пост в Эсфигмене, — вспоминал впоследствии преподобный Паисий, — был самым настоящим восхождением на Голгофу».

С такой же бескомпромиссностью братия относилась к дням, когда церковный устав не допускает работ. Монастырь был бедным, и запасов продуктов практически не было. Несмотря на это, если судёнышко, на котором в Эсфигмен с монастырских метохов привозили продукты, причаливало к монастырской пристани в праздничный день, его никто не разгружал. Братия предпочла бы смотреть, как шторм уносит в море виноград и бочонки с маслом, чем нарушать заповедь Божию и соблазнять мирян, работая в воскресенье или праздник.

http://www.isihazm.ru/?id=384&iid=2652