Дивное Дивеево

Паисий Святогорец. Есфигмен. Уроки отречения.

Новое Житие прп. старца Паисия описывает нам подлинное монашество, немного приоткрывает завесу над этой бесплотной жизнью. См. также Паисий Святогорец на Афоне.

 Он вновь начал следить за собой, каждое утро и вечер анализируя свои помыслы и поступки. Иногда он даже поднимался на возвышающуюся над Эсфигменом гору Самария и, глядя с неё на монастырь, заводил с собой такой диалог:

«Скажите, пожалуйста, а что это за монастырь? Ах, Эсфигмен... Понятно-понятно. А вы знаете в нём кого-нибудь из монахов? Что вы говорите!.. А не слышали, не здесь ли живёт Арсений такой? Здесь? А в какой келье? А вы не в курсе, насколько хорошо этот самый Арсений проводит свою послушническую жизнь?»

Так, глядя на себя глазами воображаемого странника, Арсений более ясно видел свою жизнь и пытался её исправить.

Поступая так, Арсений предотвратил, как он сам говорил, своё «углубление в гордыню и бесстыдство» и с более глубоким пониманием начал борьбу за внимание и трезвение. На общих работах по сбору оливок или винограда, куда выходила вся братия, он работал быстро и молча, сосредоточенно творя молитву Иисусову.

Однажды вместе с другими послушниками и молодыми монахами его послали в мир, на принадлежащий Эсфигмену метох недалеко от городка Иериссос Там надо было посадить тополя вдоль дороги. Когда монахи работали, напротив остановилось несколько школьных автобусов и из них выбежали дети. Арсений подумал: «Раз я покинул мир, то и на мирян мне глядеть нельзя». Это стоило ему огромных усилий, но он не оторвал глаз от земли и не взглянул на детей.

Нельзя сказать, что борьба за трезвение оказалась для Арсения слишком тяжёлой, ведь с детства он старался навыкнуть самопринуждению и приучил себя отсекать даже добрые свои пожелания. С невероятным трудом далась ему иная борьба — преодоление привязанности к матери. Воспоминания о ней чрезвычайно мучили его, он часто видел её во сне. Он исповедовал происходящее игумену и, совершая чрезвычайную борьбу, следя за помыслами и много молясь, смог, как сам говорил впоследствии, «искоренить из сердца
человеческую любовь к матери». Тогда в сердце его начало всё сильнее разгораться пламя «всеобъемлющей любви»1, которая обнимает собой всех людей без исключения. Он приял божественный и небесный огнь, который Христос пришёл еоврещй на землю2.

Впоследствии преподобный был всецело охвачен этим огнём. «Вырывать из собственного сердца мать, — вспоминал он позже, — оказалось очень больно. Однако потом я почувствовал божественную радость. Идя на жертву, монах превращает себя в отрезанный от родных ломоть и постепенно начинает ощущать духовную любовь ко всему миру».

В отречении от мира Арсению помогло и одно чтение, услышанное им в монастырской трапезной. Читали о богатом муже по имени Кратет3. Путешествуя на корабле, он догадался, что моряки замышляют бросить его в море и забрать его сокровища. Тогда Кратет своими руками выбросил сокровища в море и остался жив. «Кратет спасся, выбросив то, за что цеплялся сам и что цеплялось за него», — говорилось в книге. «Неужели и мне не стоит выбросить всё ради Христа?—думал Арсений.—Всё, что удерживает меня, мешая приблизиться ко Христу, надо выкидывать за борт».

Немалую борьбу Арсений вёл против печали. Помимо воспоминаний о матери, диавол часто наводил на молодого послушника печаль и уныние. Однажды Арсений почувствовал столь сильное уныние, что даже попросил одного благоговейного брата о нём помолиться. Тот пошёл в храмик святителя Григория Паламы и отслужил за Арсения молебный канон. Тут же искушение исчезло, и Арсений почувствовал в себе Божественное утешение. «Отцы отличались огромной любовью, — рассказывал позднее преподобный, — и их молитва дерзновенно восходила к Богу».

А диавол никак не мог успокоиться. Теперь он начал пугать Арсения, наводя на него свои страхования. Стоило Арсению вечером войти к себе в келью, как раздавался стук в дверь  и грубый голос: «Молитвами! Святых! Отец!»

Арсений отвечал: «Аминь», но никто не входил; он открывал дверь, но за ней никого не было. Арсения охватывал столь сильный страх, что он не мог оставаться в келье и выходил на монастырский двор. Однажды вечером, после повечерия, его увидел сидящим во дворе один из соборных старцев.

Подойдя к Арсению, старец сказал: «Сынок, ты почему не идёшь в свою келью? Посмотри, ведь никого из отцов на дворе нет: все после повечерия разошлись по кельям и молятся наедине с Богом». Арсений заплакал и рассказал старцу об искушении. Выслушав Арсения, тот принёс кусочек воска с частицей Честного и Животворящего Древа Креста Господня. Дав святыню Арсению, старец сказал: «Сынок, иди спокойно к себе в келью и ничего не бойся». Как только Арсений вошёл в келью и закрыл за собой дверь, он снова услышал грубый голос: «Молитвами! Святых! Отец!» — «Аминь»,—ответил Арсений. Дверь открылась. В келью вошёл некто в полицейской форме и начал грубо кричать: «Эй, ты!.. Дрянь-монах!.. Тебя ещё не постригли, а ты уже всякие щепки в келью тащишь?!» Он то кричал, то заливался издевательским хохотом, но приблизиться к Арсению, державшему частичку Животворящего Древа, не мог. А как только Арсений воскликнул: «Господи Иисусе Христе!» — лже-полицейский исчез.

Так, следя за собой и получая помощь от старцев обители, Арсений преодолевал разнообразные искушения и шёл вперёд, подражая святому Арсению Великому и спрашивая себя постоянно: «Арсений, ради чего ты вышел из мира?»

Искоренив себя из мира, он старался теперь искоренить из себя всё мирское, отсечь себя от всего и от всех, чтобы стать истинным монахом, «отрезанным от всех и сообразующимся с каждым»...

1    См. Старец Паисий Святогорец. Письма. С. 41.
2    См. Лк. 12:49.
3    Возможно, речь идёт о философе-кинике Кратете Фивейском.

http://www.isihazm.ru/?id=384&iid=2704