02/09/2011 10:09:25
|
10 августа 1989 года я с моими друзьями приехал к отцу Павлу. Груздеву в село Верхне-Никульское Ярославской области.
Свернули не на ту дорогу и поэтому к храму шли через лесок, канаву с мостиком, через дворы.
Храм виден издалека. Еще совсем рано. Солнце поднимается, согревая утреннюю прохладу. Сердце радуется беспредельной да-. ли, полям, лугам, вот этой проселочной дороге, которая вверх и вниз ведет к храму. Как свободно и легко дышать.
Рядом с большим белокаменным храмом Святой Троицы церковный домик, тоже белокаменный. Одинокий каменщик занят своим делом. Глухой, не слышит, что спрашиваем.
Подходим к домику. Стучу и говорю: «Молитвами святых отец наших Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас».
Через некоторое время шум за дверью, слышен мужской голос:
-Кто там?
Повторяю молитву.
- А! Сразу видно монах.
Дверь открывается. Вижу приветливое доброе лицо старца. Он невысокого роста, обут в валенки. На нем брюки, коротенькая ман тия, скуфья. В очках. Чем-то похож на отца Иоанна Крестьянкина. Второй отец Иоанн.
Сразу же приглашает в келью.
- Заходи, заходи. Вот посмотри, как живу.
Вхожу в полумрак кельи. Батюшка сам белоснежный, весь светится. Вспоминаю притчу о блудном сыне. Вот так отец встречает сына, и в радости великой все сокровище отдает. Батюшка заво-Дит в отгороженный уголок. Здесь он отдыхает, молится.
Отводит занавеску, за ней икона «Взыскание погибших». Она чудотворная.
- Ее еще не время открывать, — говорит батюшка и опускает занавеску.
Без моих вопросов он сам начинает о себе рассказывать.
- Одиннадцать лет был в ссылке. Видишь, от этого потерял зрение. И очки с толстыми линзами не помогают. Несколько операций сделано, но уже не исправить.
Видно у него от этого большая печаль.
Рассматриваю келью, фотографии на стене. Много знакомых лиц: Иоанн Кронштадтский, патриарх Тихон, ленинградский митрополит Никодим, а вот саровская юродивая Паша.
Батюшка показывает на фотографию другой юродивой - Моя Енька с куклами. Годов шесть как умерла. А жила вот здесь.
Он ведет меня в маленькую комнатку. В углу кровати и сейчас сидят две куклы. - Это Евгении куклы. Теперь здесь спит Манька, моя помощница.
- Это святой человек был, - добавляет отец Павел. - Ее Паша Саровская куклой благословила.
Спрашиваю: - А в чем заключалось ее юродство?
- Евгения с куклами разговаривала как с людьми. Мы с ней по всем монастырям ездили. Были в Почаеве.
Идем в сторожку, где выпекают просфоры. Отец Павел месит тесто, ставит печати быстрым и ловким движением рук. Дело подходит к концу.
Он вынимает из печки большой чугунный котел с печеными овощами.
- Какое я тебе сейчас кушанье приготовлю, - говорит батюшка, — Шаквоен называется, ты такого никогда не ел.
Он ловкими быстрыми движениями прикручивает мясорубку к столу и начинает перекладывать содержимое чугунка. Пока готовится чудное кушанье, крутится мясорубка, батюшка поет:
На речке Обноре в прекрасной долине
Святая обитель смиренно стоит.
Она вспоминает минувшее время,
Она вспоминает прожитую даль.
Потом он поет «О дивный остров Валаам», перемешивая овощи в миске.
- Я пятьдесят лет священник, а монашествую всю жизнь, - прерывает пение рассказом о себе отец Павел. — В детстве пришел я к своим теткам в монастырь, они все три были монахини. Евстолия - коровница, Ольга - иконописка, Елена - просфорница. Отцовы сестры.
В Афанасьевском Мологском женском монастыре жил с трех лет. Он стал для Павла вторым домом.
В 1918 году туда приехал патриарх Тихон. Его тепло приняли. Игуменья предложила гостю помыться в бане, туда пригласили и восьмилетнего, как его называли, Павёлку.
Отец Павел вспоминал, как они друг другу терли спину.
Патриарх благословил послушника Павёлку носить подрясник, своими руками надел на него ремень и скуфейку, тем самым как бы дав ему свое святительское благословение на монашество.
Но монашеский постриг отец Павел принял только в 1962 году. Однако всю жизнь считал себя монахом. Своим ангелом он называл преподобного Павла Обнорского. Когда принял постриг, ангелом его стал святитель Павел, патриарх Константинопольский.
Много лет отец Павел провел в заключении, пострадал за веру.
Были пытки, побои, голод и холод, издевательство урок. Урки его не любили за то, что работал хорошо. Один из них как-то нарисовал его портрет на стене как попа и написал: «Груздев - поп»
Отец Павел не стал стирать, хотя хотелось. Подписал внизу: «Умный пишет на бумаге, а дурак на стенках»
В 1947 году он вышел из зоны, пробыв в ней 11 лет. Вернулся домой, на мологскую землю, устроился рабочим в «Заготсенпункт». Отец Павел всегда говорил, что тюрьма научила его жить, развила в нем простые человеческие качества. «Спасибо тюрьме!», - говорил он.
Потом начал служить в сельской глубинке в селе Верхнее-Никульское. Прихожане сразу полюбили отца Павла за его любовь к людям, милосердие. В воскресные дни и в будни было многолюдное паломничество. К нему шли за утешением и благословением монахи и миряне, за советом как к великому старцу.
И днем, и ночью служил он требы, никому не отказывал. Когда ночью будили его, вставал и шел в храм. Был щедр, всем помогал, даже птицам. По два ведра картошки варил для голодных грачей.
Когда причащал детей, всегда из алтаря выносил им яблоки, конфеты, печенье.
Идет по улице, ребятишек подзадоривает: «Ну-ка, наперегонки! Раз, два и бегом до храма!» Дети бегут с батюшкой, только пятки сверкают.
Стоит в храме на амвоне, говорит проповедь. Голос сердечный, проникает до глубины души. И все чувствуют, что это отец, который их любит. Любовь его изливалась необыкновенная, каждый ощущал на себе его внимание.
От него всегда едешь, говорили люди, как на крыльях. Твой внутренний мир совершенно изменился - праздник в душе, хочется жить.
Рядом с ним как в космосе, вспоминал один священник.
Однажды к батюшке приехал военный с мыслями о самоубийстве, так ему было тяжело. А батюшка видит, что человеку плохо, но ни о чем не расспрашивает, поит чаем, что-то расскажет, пошутит, по плечу похлопает. И вот этот человек посидел с батюшкой и среди шуток, каких-то рассказов, баек, получил от батюшки ответы на все жизненные вопросы, с какими он к нему приехал. И обратно возвращался совсем другой человек - все понятно, как жить и блеск в глазах и прилив мира душевного.
Батюшка молился всей душой. Его молитва была из самого сердца.
Я помню, как в алтаре стоял с ним у престола. После освящения Святых даров отец Павел, получив записку помолиться о здравии, поклонился и, смотря на Святые дары, просил по-простому как своего отца: «Господи, помоги Сережке, у него что-то с семьей... И этому помоги, и этому. Господи! Молитвами праведников помилуй грешников». Обращаясь к Господу, он говорил с ним так, как будто перед ним стоял человек.
Когда его спрашивали люди, как надо молиться, он говорил им: «Как умеешь, так и молись».
Отец Павел был очень жизнерадостный, несмотря на то, что время было трудное. Он сохранил ту радость, которую может дать только вера в Бога. Вера дала ему силы преодолеть и гонения, и лишения, и болезни, которые его посещали.
В течение всей жизни он бережно собирал духовную поэзию, сказания и предания, пословицы, поговорки, загадки, прибаутки - собирал по крупицам народную мудрость, которую и положил в основание своей веры.
«Где родился, там и пригодился, а умру, от вас не уйду».
«День трудись, а ночь молись».
Художественная одаренность чувствовалась в каждом слове батюшки - он был художником в душе. С виду простая речь, но каждое слово - образ, да не в бровь, а в глаз. «Не ищи красоты, а ищи доброты».
В старости, когда стал немного полнеть, шутил: «Был я конек, а теперь горбунок».
У отца Павла была тяга к поэзии. Он писал стихи для детей, короткие и длинные.
Прокричал быку цыпленок:
- Ты не бойся, я не трону,
я дружить с тобой хочу,
Кукарекать научу.
Вместе с владыкой Никодимом (Ротовым), когда тот был ярославским архиереем, сочинил «Акафист самовару».
- Радуйся, самоварче-варче, Монашеский угодниче!
Радуйся, крепким чаем,
В тебе вскипяченным,
монашеские сердца увеселяющий!
Батюшка прикидывался «стариком-дураком». Возьмет и пропоет «хулиганскую» частушку во время чинной застольной беседы. Бывало, тут и архиереи, и священники сидят, а он такое выдаст.
Особенность подвижничества отца Павла в том, что он юродствовал.
Юродство было его глубокой оппозицией по отношению к действующей власти и одновременно его защита. «Если я юродствовать не буду, меня опять посадят». Об это юродство Христа ради разбивались и доносы, и наветы, и проверки властей, и даже указы архиереев.
Как-то ярославский владыка, наслышанный об отце Павле, решил перевести его из отдаленного сельского района к себе поближе - в Федоровский кафедральный собор. Расчет был материальный. К батюшке приезжало много народа, он был поистине старец всея Руси. Но отца Павла не перехитришь.
К приезду архиерея в Верхнее-Никульское старец облачился в такую рвань, что смотреть стыдно, и пошел чистить отхожее место.
Приезжает владыка. А от отца Павла запах - не фимиама, и вид соответственный.
- Да зачем мне эта деревенщина!- решил архиерей. И уехал во свояси.
А батюшка говорит: - Сиди, лягушка, в луже - не было бы хуже!
- Подальше от царей - голова целей! И добавлял шутливо: - Поближе к кухне, где сытней.
Сама Эпоха располагала к иносказательной речи. Когда нельзя говорить правду, приходится говорить притчами.
Юродствуя, он прикрывал свою святость. Он порою выражался грубовато, но чувствовал и верил нежно и возвышенно.
Возвышенное состояние его души очень ощущалось и передавалось людям даже тогда, когда батюшка не утешал, а наоборот, обличал и бранил. Отругает тебя последними словами и в то же время возвысит. — Не знаем, как это у него получалось, — говорили люди. - И не обидно, и на душе светло.
Он в любом человеке ценил прежде всего доброе сердце, а в женщине - особенно.
Батюшка мечтал в Верхнее-Никульском «монастырей» создать, как в Мологе — женский.
- Наберем девок-дурочек человек двадцать,- говорил он.
- Батюшка, а почему дурочек?
- Да умные все разбегутся!
Отец Павел имел дар прозорливости, т. е. он умел слышать, что ему скажет Господь.
Молодой человек собирался в армию. Однажды придя в сельскую баню отец Павел увидел его. Узнав, что он не крещен, батюшка решает крестить его здесь, не откладывая на завтра. А на другой день этот парень внезапно умирает.
Постепенно Павел Груздев начал угасать физически. Свою кончину предсказал.
Отказали почки. Лежал в реанимационном отделении. Настоятель собора со вторым священником его причастили. Успокоился. Позже пособоровали.
Второй раз причастили в час ночи 13 января 1996 года. Он был без сознания, но принял все. В палате было благоухание.
А в 10 часов 10 минут батюшка умер. Его отпевали 38 священников и 7 диаконов во главе с владыкой Михаилом.
Лежал в простом свежеструганном гробу. От гроба такая свежесть исходила как в сосновом лесу.
Похороны были в день празднования преподобного Серафима Саровского, которого он очень почитал, — 15 января 1996 года.
Похоронили отца Павла на Леонтьевском кладбище. Лег в тесной оградке рядом с отцом и матерью.
13 января 2005 года, спустя 9 лет со дня кончины, после вечерни прихожане Леонтьевского храма в Тутаеве пошли вместе со священником на могилку отца Павла. Идут на кладбище - тьма, а у батюшки — светлым-светло.
А черный мраморный крест на могиле благоухал. Это благоухание отличалось от запаха ладана при каждении на литии.
Все присутствующие ощутили необычность происходящего.
Отец Павел имел божественный дар веры и любви. Это была светящаяся в движениях, взгляде, тихом слове, делах - любовь.
Он был родником любви, который никогда не иссякнет, к которому шли и будут всегда идти все, кто был с ним.
- Умру, а от вас не уйду. Никогда. - Так сказал он всем людям.
Архим. Виктор Мамонтов |