Дивное Дивеево

Большие церковные праздники, которые сопровождаются долгими и торжественными богослужениями, а иногда архиерейским визитом, распределены в церковном году крайне неравномерно. Январь, июль, август или сентябрь богаты на подобные даты, а другим месяцам повезло гораздо меньше. Например, ноябрю. Скудость на церковные торжества всецело соответствует и погоде этого последнего месяца осени, и его унылому настроению.

Тем не менее, каждый день ноября сопровождается воспоминанием многих праведников Божиих. Правда, имена этих святых часто остаются для нас ничего не значащими. Для меня ноябрь впервые «заговорил» в 1998 году. Я тогда окончил школу и поступал в Духовную семинарию. Обучение в стенах этого учебного заведения на многие годы сблизило меня с моим другом Михаилом Б. Миша поступал в семинарию, отслужив в армии (а точнее сказать, отработав в качестве бесплатной рабочей силы на одном из заводов Министерства обороны), поэтому изначально в наших отношениях он играл роль старшего брата, наставника. Оба мы недобрали каких-то баллов на экзаменах (я — по церковному пению, он — по чему угодно, но только не по церковному пению) и мудрым руководством Санкт-Петербургской Духовной школы были оставлены в качестве кандидатов. Кандидат должен был работать на одной из хозяйственных служб семинарии, чтобы по окончании учебного года быть зачисленным в ряды бурсаков на льготных условиях. Нам выпала работа в столярной мастерской: иногда провинившихся воспитанников выгоняли и на их место брали кого-то из кандидатов.

К счастью, первая партия незадачливых семинаристов‑первокурсников покинула стены СПбПДАиС уже в конце сентября, и нас с Мишей зачислили в 1 «А» класс.

Первое, что меня удивило в Мише, крайне серьезное отношение к своим именинам. Примерно за месяц до 21 ноября, праздника Собора Архистратига Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных, Миша заговорил о приближающемся торжестве. Миша искренне считал этот день более важным, чем день своего рождения. Именно от него я узнал, что на именины полагается, предварительно попостившись и исповедовавшись, идти на Литургию, чтобы обязательно причаститься. Для меня, петербуржского гимназиста, чье воцерковление началось примерно за полгода до поступления в семинарию, все это было в диковинку.

Думаю, внимательное отношение Миши к своему ангелу-хранителю помогало мне лучше понимать не только моего друга, но и самого архангела Михаила. Эта богословски хулиганская мысль нуждается в пояснениях. Дело в том, что Миша был невероятно талантлив, все, что касалось искусства, творчества — везде он был мастером. Мой друг играл на гитаре, хорошо пел, был постоянным участником всех семинарских театральных постановок, мастерски рисовал маслом, акварелью, гуашью, мелками, ручкой пейзажи, портреты, карикатуры и бытовые зарисовки. Короче, Миша был творцом. Мне показалось, что стихия творчества, свободы и вдохновения — это и есть стихия огненных материй, обладающих личностями тех, кого мы именуем ангелами Божиими.

Лучше всего Мише удавались небольшие, сделанные, как правило, во время лекций зарисовки преподавателей. На кусочках бумаги, страницах тетради, форзацах книг из-под руки Михаила появлялись лица тех, кто в данный момент сообщал нам о высоких материях с кафедры. На переменах эти изображения оказывались предметом обсуждения и восхищения всего класса. Изображения копировались, фотографировались, попадали в интернет. В чем была прелесть и привлекательность этих рисунков? Миша обладал чудесной способностью схватывать наиболее характерные свойства преподавателя. Определенно ангельское свойство. Не так ли? Ведь ангелы видят человека таким, какой он есть на самом деле, видят само его сердце.

С Мишей я не виделся уже несколько лет, у каждого из нас свой путь. Миша, как и прежде, рисует, участвует в выставках, вращается в петербургской арт-тусовке. Но с ноября 1998 года каждый третий месяц осени, самый унылый и «невоцерковленный», для меня неразрывно ассоциируется с днем памяти Собора Архистратига Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных, в который Миша празднует, как и прежде, свои именины.