Дивное Дивеево

05 апреля по старому стилю / 18 апреля по новому стилю
воскресенье
Неделя 5-я Великого поста. Глас 4-й.
Великий пост.
Пища с растительным маслом

Прп. Марии Египетской (переходящее празднование в 5-ю Неделю Великого поста). Мчч. Агафопода диакона, Феодула чтеца и иже с ними (ок. 303). Перенесение мощей свт. Иова, патриарха Московского и всея России (1652).
Прп. Пуплия Египетского (IV). Прпп. Феоны, Симеона и Форвина (IV). Прп. Марка Афинского, Фраческого (ок. 400). Прп. Платона, исп. Студийского (814). Прп. Феодоры Солунской (892).
Сщмч. Алексия Кротенкова пресвитера (1930); сщмч. Николая Симо пресвитера (1931).

Литургия св. Василия Великого.

Утр. – Ев. 1-е, Мф., 116 зач., XXVIII, 16–20. Лит. – Евр., 321 зач. (от полу'), IX, 11–14. Мк., 47 зач., X, 32–45. Прп.: Гал., 208 зач., III, 23–29. Лк., 33 зач., VII, 36–50.

Тропарь и кондак воскресные 4-го гласа
Тропарь:
Све́тлую Воскресе́ния про́поведь/ от А́нгела уве́девша Госпо́дни учени́цы/ и пра́деднее осужде́ние отве́ргша,/ апо́столом хва́лящася глаго́лаху:/ испрове́ржеся смерть,/ воскре́се Христо́с Бог,// да́руяй ми́рови ве́лию ми́лость.
Кондак:
Спас и Изба́витель мой/ из гро́ба, я́ко Бог, воскреси́ от уз земноро́дныя,/ и врата́ а́дова сокруши́,/ и я́ко Влады́ка// воскре́се тридне́вен.

Тропарь преподобной Марии Египетской, глас 8:
В тебе́, ма́ти, изве́стно Спасе́ся е́же по о́бразу,/ прии́мши бо крест, после́довала еси́ Христу́,/ и де́ющи учи́ла еси́ презира́ти у́бо плоть, прехо́дит бо,/ прилежа́ти же о ду́ши, ве́щи безсме́ртней. // Те́мже и со А́нгелы сра́дуется, преподо́бная Мари́е, дух твой.

Кондак преподобной Марии Египетской, глас 3:
Блуда́ми перве́е преиспо́лнена вся́ческими,/ Христо́ва неве́ста днесь покая́нием яви́ся,/ А́нгельское жи́тельство подража́ющи,/ демо́ны Креста́ ору́жием погубля́ет./ Сего́ ра́ди Ца́рствия неве́ста яви́лася еси́, // Мари́е пресла́вная.

Мысли свт. Феофана Затворника
(Флп.4:10–23; Лк.7:36–50)
Отчего так случилось, что Симон-фарисей чтит Господа и приглашает Его к себе, но тут же увидев, что Он благосклонно допускает к Себе и грешницу, соблазняется и начинает думать: «если бы Он был пророк...» (Лк.7:39)? Оттого, что захлопотался об угощении и за хлопотами оставил здравое рассуждение о порядках Божиих. Эти две области, житейская и духовная, совсем не схожи по своим свойствам и законам. Между тем, ум наш, чем очень займется, по законам того и судить начинает.

По житейским порядкам с явною грешницею нельзя иметь общение; Симон так и судит, забыв, что покаяние всех делает чистыми и грешников равняет с праведниками. Он думает, что грешнице не следует тут быть и что Спаситель, если не отгоняет ее, то потому, верно, что не знает, кто она; от этой мысли тотчас родилась и другая: если не знает, то какой же Он пророк? Словом-то он не сказал этого, а только подумал, и наружно ни в нем, ни в его хлопотах, как доброго хозяина, не произошло никакой перемены, но Господь видел его сердце и по сердцу его сделал ему вразумление. Он внушил ему, что грешникам-то и место около Него и что грешница, прилегшая к Нему сердцем, больше почтила Его, чем он, почтивший Его только угощением. Внешнее вводит человека в неприятное Господу чувство праведности, а внутреннее всегда держит его в чувствах своего непотребства пред лицом всеведущаго Господа.

Преподобная Мария Египетская

В одном палестинском монастыре в окрестностях Кесарии жил преподобный инок Зосима. Отданый в монастырь с самого детства, он подвизался в нем до 53 лет, когда был смущен помыслом: «Найдется ли и в самой дальней пустыне святой муж, превзошедший меня в трезвении и делании?»

Лишь только он помыслил так, ему явился Ангел Господень и сказал: «Ты, Зосима, по человеческой мере неплохо подвизался, но из людей нет праведного ни одного ( Рим. 3, 10). Чтобы ты уразумел, сколько есть еще иных и высших образов спасения, выйди из этой обители, как Авраам из дома отца своего ( Быт. 12, 1), и иди в монастырь, расположенный при Иордане».

Тотчас авва Зосима вышел из монастыря и вслед за Ангелом пришел в Иорданский монастырь и поселился в нем.

Здесь увидел он старцев, истинно просиявших в подвигах. Авва Зосима стал подражать святым инокам в духовном делании.

Так прошло много времени, и приблизилась святая Четыредесятница. В монастыре существовал обычай, ради которого и привел сюда Бог преподобного Зосиму. В первое воскресенье Великого поста служил игумен Божественную литургию, все причащались Пречистого Тела и Крови Христовых, вкушали затем малую трапезу и снова собирались в церкви.

Сотворив молитву и положенное число земных поклонов, старцы, испросив друг у друга прощения, брали благословение у игумена и под общее пение псалма «Господь просвещение мое и Спаситель мой: кого убоюся? Господь Защититель живота моего: от кого устрашуся?» ( Пс. 26, 1) открывали монастырские ворота и уходили в пустыню.

Каждый из них брал с собой умеренное количество пищи, кто в чем нуждался, некоторые же и вовсе ничего не брали в пустыню и питались кореньями. Иноки переходили за Иордан и расходились как можно дальше, чтобы не видеть, как кто постится и подвизается.

Когда заканчивался Великий пост, иноки возвращались в монастырь на Вербное воскресенье с плодом своего делания ( Рим. 6, 21–22), испытав свою совесть ( 1 Пет. 3, 16). При этом никто ни у кого не спрашивал, как он трудился и совершал свой подвиг.

В тот год и авва Зосима, по монастырскому обычаю, перешел Иордан. Ему хотелось глубже зайти в пустыню, чтобы встретить кого-нибудь из святых и великих старцев, спасающихся там и молящихся за мир.

Он шел по пустыне 20 дней и однажды, когда он пел псалмы 6-го часа и творил обычные молитвы, вдруг справа от него показалась как бы тень человеческого тела. Он ужаснулся, думая, что видит бесовское привидение, но, перекрестившись, отложил страх и, окончив молитву, обратился в сторону тени и увидел идущего по пустыне обнаженного человека, тело которого было черно от солнечного зноя, а выгоревшие короткие волосы побелели, как агнчее руно. Авва Зосима обрадовался, так как за эти дни не видел ни одного живого существа, и тотчас направился в его сторону.

Но лишь только нагой пустынник увидел идущего к нему Зосиму, тотчас пустился от него бежать. Авва Зосима, забыв свою старческую немощь и усталость, ускорил шаг. Но вскоре он в изнеможении остановился у высохшего ручья и стал слезно умолять удалявшегося подвижника: «Что ты бежишь от меня, грешного старца, спасающийся в этой пустыне? Подожди меня, немощного и недостойного, и подай мне твою святую молитву и благословение, ради Господа, не гнушавшегося никогда никем».

Неизвестный, не оборачиваясь, крикнул ему: «Прости, авва Зосима, не могу, обратившись, явиться лицу твоему: я ведь женщина, и нет на мне, как видишь, никакой одежды для прикрытия телесной наготы. Но если хочешь помолиться обо мне, великой и окаянной грешнице, брось мне покрыться свой плащ, тогда смогу подойти к тебе под благословение».

«Не знала бы она меня по имени, если бы святостью и неведомыми подвигами не стяжала дара прозорливости от Господа», – подумал авва Зосима и поспешил исполнить сказанное ему.

Прикрывшись плащом, подвижница обратилась к Зосиме: «Что вздумалось тебе, авва Зосима, говорить со мной, женщиной грешной и немудрой? Чему желаешь ты у меня научиться и, не жалея сил, потратил столько трудов?»

Он же, преклонив колена, просил у нее благословения. Так же точно и она преклонилась пред ним, и долго оба один другого просили: «Благослови». Наконец подвижница сказала: «Авва Зосима, тебе подобает благословить и молитву сотворить, так как ты почтен саном пресвитерским и многие годы, предстоя Христову алтарю, приносишь Господу Святые Дары».

Эти слова еще больше устрашили преподобного Зосиму. С глубоким вздохом он отвечал ей: «О мать духовная! Явно, что ты из нас двоих больше приблизилась к Богу и умерла для мира. Ты меня по имени узнала и пресвитером назвала, никогда меня прежде не видев. Твоей мере надлежит и благословить меня, Господа ради».

Уступив наконец упорству Зосимы, преподобная сказала: «Благословен Бог, хотящий спасения всем человекам». Авва Зосима ответил «Аминь», и они встали с земли. Подвижница снова сказала старцу: «Чего ради пришел ты, отче, ко мне, грешнице, лишенной всякой добродетели? Впрочем, видно, благодать Духа Святого наставила тебя сослужить одну службу, потребную моей душе. Скажи мне прежде, авва, как живут ныне христиане, как растут и благоденствуют святые Божии Церкви?»

Авва Зосима отвечал ей: «Вашими святыми молитвами Бог даровал Церкви и нам всем совершенный мир. Но внемли и ты мольбе недостойного старца, мать моя, помолись, ради Бога, за весь мир и за меня, грешного, да не будет мне бесплодным это пустынное хождение».

Святая подвижница сказала: «Тебе скорее надлежит, авва Зосима, имея священный чин, за меня и за всех молиться. На то тебе и сан дан. Впрочем, все повеленное мне тобою охотно исполню ради послушания Истине и от чистого сердца».

Сказав так, святая обратилась на восток и, возведя очи и подняв руки к небу, начала шепотом молиться. Старец увидел, как она поднялась в воздухе на локоть от земли. От этого чудного видения Зосима повергся ниц, усердно молясь и не смея произнести ничего, кроме «Господи, помилуй!»

Ему пришел в душу помысл – не привидение ли это вводит его в соблазн? Преподобная подвижница, обернувшись, подняла его с земли и сказала: «Что тебя, авва Зосима, так смущают помыслы? Не привидение я. Я – женщина грешная и недостойная, хотя и ограждена святым Крещением».

Сказав это, она осенила себя крестным знамением. Видя и слыша это, старец пал со слезами к ногам подвижницы: «Умоляю тебя Христом, Богом нашим, не таи от меня своей подвижнической жизни, но расскажи ее всю, чтобы сделать явным для всех величие Божие. Ибо верую Господу Богу моему, Им же и ты живешь, что для того и был я послан в эту пустыню, чтобы все твои постнические деяния сделал Бог явными для мира».

И святая подвижница сказала: «Смущаюсь, отче, рассказывать тебе о бесстыдных моих делах. Ибо должен будешь тогда бежать от меня, закрыв глаза и уши, как бегут от ядовитой змеи. Но все же скажу тебе, отче, не умолчав ни о чем из моих грехов, ты же, заклинаю тебя, не преставай молиться за меня, грешную, да обрящу дерзновение в День Суда.

Родилась я в Египте и еще при жизни родителей, двенадцати лет отроду, покинула их и ушла в Александрию. Там лишилась я своего целомудрия и предалась безудержному и ненасытному любодеянию. Более семнадцати лет невозбранно предавалась я греху и совершала все безвозмездно. Я не брала денег не потому, что была богата. Я жила в нищете и зарабатывала пряжей. Думала я, что весь смысл жизни состоит в утолении плотской похоти.

Проводя такую жизнь, я однажды увидела множество народа, из Ливии и Египта шедшего к морю, чтобы плыть в Иерусалим на праздник Воздвижения Святого Креста. Захотелось и мне плыть с ними. Но не ради Иерусалима и не ради праздника, а – прости, отче, – чтобы было больше с кем предаваться разврату. Так села я на корабль.

Теперь, отче, поверь мне, я сама удивляюсь, как море стерпело мое распутство и любодеяние, как земля не разверзла своих уст и не свела меня заживо в ад, прельстившую и погубившую столько душ... Но, видно, Бог желал моего покаяния, не хотя смерти грешника и с долготерпением ожидая обращения.

Так прибыла я в Иерусалим и во все дни до праздника, как и на корабле, занималась скверными делами.

Когда наступил святой праздник Воздвижения Честнаго Креста Господня, я по-прежнему ходила, уловляя души юных в грех. Увидев, что все очень рано пошли в церковь, в которой находилось Животворящее Древо, я пошла вместе со всеми и вошла в церковный притвор. Когда настал час Святого Воздвижения, я хотела войти со всем народом в церковь. С большим трудом пробравшись к дверям, я, окаянная, пыталась втиснуться внутрь. Но едва я ступила на порог, как меня остановила некая Божия сила, не давая войти, и отбросила далеко от дверей, между тем как все люди шли беспрепятственно. Я думала, что, может быть, по женскому слабосилию не могла протиснуться в толпе, и опять попыталась локтями расталкивать народ и пробираться к двери. Сколько я ни трудилась – войти не смогла. Как только моя нога касалась церковного порога, я останавливалась. Всех принимала церковь, никому не возбраняла войти, а меня, окаянную, не пускала. Так было три или четыре раза. Силы мои иссякли. Я отошла и встала в углу церковной паперти.

Тут я почувствовала, что это грехи мои возбраняют мне видеть Животворящее Древо, сердца моего коснулась благодать Господня, я зарыдала и стала в покаянии бить себя в грудь. Вознося Господу воздыхания из глубины сердца, я увидела пред собой икону Пресвятой Богородицы и обратилась к ней с молитвой: «О Дево, Владычице, родившая плотию Бога – Слово! Знаю, что недостойна я смотреть на Твою икону. Праведно мне, блуднице ненавидимой, быть отвергнутой от Твоей чистоты и быть для Тебя мерзостью, но знаю и то, что для того Бог и стал человеком, чтобы призвать грешных на покаяние. Помоги мне, Пречистая, да будет мне позволено войти в церковь. Не возбрани мне видеть Древо, на котором плотию был распят Господь, проливший Свою неповинную Кровь и за меня, грешную, за избавление мое от греха. Повели, Владычице, да отверзутся и мне двери святого поклонения Крестного. Ты мне будь доблестной Поручительницей к Родившемуся от Тебя. Обещаю Тебе с этого времени уже не осквернять себя более никакою плотскою скверной, но как только увижу Древо Креста Сына Твоего, отрекусь от мира и тотчас уйду туда, куда Ты как Поручительница наставишь меня».

И когда я так помолилась, почувствовала вдруг, что молитва моя услышана. В умилении веры, надеясь на Милосердную Богородицу, я опять присоединилась к входящим в храм, и никто не оттеснил меня и не возбранил мне войти. Я шла в страхе и трепете, пока не дошла до двери и сподобилась видеть Животворящий Крест Господень.

Так познала я тайны Божии и, что Бог готов принять кающихся. Пала я на землю, помолилась, облобызала святыни и вышла из храма, спеша вновь предстать пред моей Поручительницей, где дано было мной обещание. Преклонив колени пред иконой, так молилась я пред ней:

«О Благолюбивая Владычице наша, Богородице! Ты не возгнушалась молитвы моей недостойной. Слава Богу, приемлющему Тобой покаяние грешных. Настало мне время исполнить обещание, в котором Ты была Поручительницей. Ныне, Владычице, направь меня на путь покаяния».

И вот, не кончив еще своей молитвы, слышу голос, как бы говорящий издалека: «Если перейдешь за Иордан, то обретешь блаженный покой».

Я тотчас уверовала, что этот голос был ради меня, и, плача, воскликнула к Богородице: «Госпоже Владычице, не оставь меня, грешницы скверной, но помоги мне», – и тотчас вышла из церковного притвора и пошла прочь. Один человек дал мне три медные монеты. На них я купила себе три хлеба и у продавца узнала путь на Иордан.

На закате я дошла до церкви святого Иоанна Крестителя близ Иордана. Поклонившись прежде всего в церкви, я тотчас спустилась к Иордану и омыла его святою водой лицо и руки. Затем я причастилась в храме святого Иоанна Предтечи Пречистых и Животворящих Таин Христовых, съела половину от одного из своих хлебов, запила его святой Иорданской водой и проспала ту ночь на земле у храма. Наутро же, найдя невдалеке небольшой челн, я переправилась в нем через реку на другой берег и опять горячо молилась Наставнице моей, чтобы Она направила меня, как Ей Самой будет угодно. Сразу же после того я и пришла в эту пустыню».

Авва Зосима спросил у преподобной: «Сколько же лет, мать моя, прошло с того времени, как ты поселилась в этой пустыне?» – «Думаю, – отвечала она, – 47 лет прошло, как вышла я из Святого Града».

Авва Зосима вновь спросил: «Что имеешь или что находишь ты себе в пищу здесь, мать моя?» И она отвечала: «Было со мной два с половиной хлеба, когда я перешла Иордан, потихоньку они иссохли и окаменели, и, вкушая понемногу, многие годы я питалась от них».

Опять спросил авва Зосима: «Неужели без болезней пребыла ты столько лет? И никаких искушений не принимала от внезапных прилогов и соблазнов?» – «Верь мне, авва Зосима, – отвечала преподобная, – 17 лет провела я в этой пустыне, словно с лютыми зверями борясь со своими помыслами... Когда я начинала вкушать пищу, тотчас приходил помысл о мясе и рыбе, к которым я привыкла в Египте. Хотелось мне и вина, потому что я много пила его, когда была в миру. Здесь же, не имея часто простой воды и пищи, я люто страдала от жажды и голода. Терпела я и более сильные бедствия: мной овладевало желание любодейных песен, они будто слышались мне, смущая сердце и слух. Плача и бия себя в грудь, я вспоминала тогда обеты, которые давала, идя в пустыню, пред иконой Святой Богородицы, Поручницы моей, и плакала, моля отогнать терзавшие душу помыслы. Когда в меру молитвы и плача совершалось покаяние, я видела отовсюду мне сиявший Свет, и тогда вместо бури меня обступала великая тишина.

Блудные же помыслы, прости, авва, как исповедаю тебе? Страстный огнь разгорался внутри моего сердца и всю опалял меня, возбуждая похоть. Я же при появлении окаянных помыслов повергалась на землю и словно видела, что предо мной стоит Сама Пресвятая Поручительница и судит меня, преступившую данное обещание. Так не вставала я, лежа ниц день и ночь на земле, пока вновь не совершалось покаяние и меня не окружал тот же блаженный Свет, отгонявший злые смущения и помышления.

Так жила я в этой пустыне первые семнадцать лет. Тьма за тьмой, беда за напастью обстояли меня, грешную. Но с того времени и доныне Богородица, Помощница моя, во всем руководствует мною».

Авва Зосима опять спрашивал: «Неужели тебе не потребовалось здесь ни пищи, ни одеяния?»

Она же отвечала: «Хлебы мои кончились, как я сказала, в эти семнадцать лет. После того я стала питаться кореньями и тем, что могла обрести в пустыне. Платье, которое было на мне, когда перешла Иордан, давно разодралось и истлело, и мне много потом пришлось терпеть и бедствовать и от зноя, когда меня палила жара, и от зимы, когда я тряслась от холода. Сколько раз я падала на землю, как мертвая. Сколько раз в безмерном борении пребывала с различными напастями, бедами и искушениями. Но с того времени и до нынешнего дня сила Божия неведомо и многообразно соблюдала мою грешную душу и смиренное тело. Питалась и покрывалась я глаголом Божиим, все содержащим ( Втор. 8, 3), ибо не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе Божием ( Мф. 4, 4; Лк. 4, 4), и не имеющие покрова камением облекутся ( Иов. 24, 8), если совлекутся греховного одеяния ( Кол. 3, 9). Как вспоминала, от сколького зла и каких грехов избавил меня Господь, в том находила я пищу неистощимую».

Когда авва Зосима услышал, что и от Священного Писания говорит на память святая подвижница – от книг Моисея и Иова и от псалмов Давидовых, – тогда спросил преподобную: «Где, мать моя, научилась ты псалмам и иным Книгам?»

Она улыбнулась, выслушав этот вопрос, и отвечала так: «Поверь мне, человек Божий, ни единого не видела человека, кроме тебя, с тех пор, как перешла Иордан. Книгам и раньше никогда не училась, ни пения церковного не слышала, ни Божественного чтения. Разве что Само Слово Божие, живое и всетворческое, учит человека всякому разуму ( Кол. 3, 16; 2 Пет. 1, 21; 1 Фес. 2, 13). Впрочем, довольно: уже всю жизнь мою я исповедала тебе, но с чего начинала, тем и кончаю: заклинаю тебя воплощением Бога-Слова – молись, святой авва, за меня, великую грешницу.

И еще заклинаю тебя Спасителем, Господом нашим Иисусом Христом – все то, что слышал ты от меня, не сказывай ни единому до тех пор, пока Бог не возьмет меня от земли. И исполни то, о чем я сейчас скажу тебе. Будущим годом, в Великий пост, не ходи за Иордан, как ваш иноческий обычай повелевает».

Опять удивился авва Зосима, что и чин их монастырский известен святой подвижнице, хотя он пред нею не обмолвился о том ни одним словом.

«Пребудь же, авва, – продолжала преподобная, – в монастыре. Впрочем, если и захочешь выйти из монастыря, ты не сможешь... А когда наступит святой Великий четверг Тайной Вечери Господней, вложи в святой сосуд Животворящего Тела и Крови Христа, Бога нашего, и принеси мне. Жди же меня на той стороне Иордана, у края пустыни, чтобы мне, придя, причаститься Святых Таин. А авве Иоанну, игумену вашей обители, так скажи: внимай себе и стаду своему ( Деян. 20, 23; 1 Тим. 4, 16). Впрочем, не хочу, чтобы ты теперь сказал ему это, но когда укажет Господь».

Сказав так и испросив еще раз молитв, преподобная повернулась и ушла в глубину пустыни.

Весь год старец Зосима пребыл в молчании, никому не смея открыть явленное ему Господом, и прилежно молился, чтобы Господь сподобил его еще раз увидеть святую подвижницу.

Когда же вновь наступила первая седмица святого Великого поста, преподобный Зосима из-за болезни должен был остаться в монастыре. Тогда он вспомнил пророческие слова преподобной о том, что не сможет выйти из монастыря. По прошествии нескольких дней преподобный Зосима исцелился от недуга, но все же остался до Страстной седмицы в монастыре.

Приблизился день воспоминания Тайной вечери. Тогда авва Зосима исполнил повеленное ему – поздним вечером вышел из монастыря к Иордану и сел на берегу в ожидании. Святая медлила, и авва Зосима молил Бога, чтобы Он не лишил его встречи с подвижницей.

Наконец преподобная пришла и стала по ту сторону реки. Радуясь, преподобный Зосима поднялся и славил Бога. Ему пришла мысль: как она сможет без лодки перебраться через Иордан? Но преподобная, крестным знамением перекрестив Иордан, быстро пошла по воде. Когда же старец хотел поклониться ей, она запретила ему, крикнув с середины реки: «Что творишь, авва? Ведь ты – иерей, носитель великих Таин Божиих».

Перейдя реку, преподобная сказала авве Зосиме: «Благослови, отче». Он же отвечал ей с трепетом, ужаснувшись о дивном видении: «Воистину неложен Бог, обещавший уподобить Себе всех очищающихся, насколько это возможно смертным. Слава Тебе, Христе Боже наш, показавшему мне через святую рабу Свою, как далеко отстою от меры совершенства».

После этого преподобная просила его прочитать «Верую» и «Отче наш». По окончании молитвы она, причастившись Святых Страшных Христовых Таин, простерла руки к небу и со слезами и трепетом произнесла молитву святого Симеона Богоприимца: «Ныне отпущаеши рабу Твою, Владыко, по глаголу Твоему с миром, яко видеста очи мои спасение Твое».

Затем вновь преподобная обратилась к старцу и сказала: «Прости, авва, еще исполни и другое мое желание. Иди теперь в свой монастырь, а на следующий год приходи к тому иссохшему потоку, где мы первый раз говорили с тобой». «Если бы возможно мне было, – отвечал авва Зосима, – непрестанно за тобой ходить, чтобы лицезреть твою святость!» Преподобная снова просила старца: «Молись, Господа ради, молись за меня и вспоминай мое окаянство». И, крестным знамением осенив Иордан, она, как прежде, прошла по водам и скрылась во тьме пустыни. А старец Зосима возвратился в монастырь в духовном ликовании и трепете и в одном укорял себя, что не спросил имени преподобной. Но он надеялся на следующий год узнать наконец и ее имя.

Прошел год, и авва Зосима снова отправился в пустыню. Молясь, он дошел до иссхошего потока, на восточной стороне которого увидел святую подвижницу. Она лежала мертвая, со сложенными, как подобает, на груди руками, лицом обращенная к Востоку. Авва Зосима омыл слезами ее стопы, не дерзая касаться тела, долго плакал над усопшей подвижницей и стал петь псалмы, подобающие скорби о кончине праведных, и читать погребальные молитвы. Но он сомневался, угодно ли будет преподобной, если он погребет ее. Только он это помыслил, как увидел, что у главы ее начертано: «Погреби, авва Зосима, на этом месте тело смиренной Марии. Воздай персть персти. Моли Господа за меня, преставльшуюся месяца апреля в первый день, в самую ночь спасительных страданий Христовых, по причащении Божественной Тайной Вечери».

Прочитав эту надпись, авва Зосима удивился сначала, кто мог сделать ее, ибо сама подвижница не знала грамоты. Но он был рад наконец узнать ее имя. Понял авва Зосима, что преподобная Мария, причастившись Святых Таин на Иордане из его рук, во мгновение прошла свой дальний пустынный путь, которым он, Зосима, шествовал двадцать дней, и тотчас отошла ко Господу.

Прославив Бога и смочив слезами землю и тело преподобной Марии, авва Зосима сказал себе: «Пора уже тебе, старец Зосима, совершить повеленное тебе. Но как сумеешь ты, окаянный, ископать могилу, ничего не имея в руках?» Сказав это, он увидел невдалеке в пустыне лежавшее поверженное дерево, взял его и начал копать. Но слишком суха была земля, сколько ни копал он, обливаясь потом, ничего не мог сделать. Распрямившись, авва Зосима увидел у тела преподобной Марии огромного льва, который лизал ее стопы. Старца объял страх, но он осенил себя крестным знамением, веруя, что останется невредим молитвами святой подвижницы. Тогда лев начал ласкаться к старцу, и авва Зосима, возгораясь духом, приказал льву ископать могилу, чтобы предать земле тело святой Марии. По его слову лев лапами ископал ров, в котором и было погребено тело преподобной. Исполнив завещанное, каждый пошел своей дорогой: лев – в пустыню, а авва Зосима – в монастырь, благословляя и хваля Христа, Бога нашего.

Придя в обитель, авва Зосима поведал монахам и игумену, что видел и слышал от преподобной Марии. Все дивились, слушая о величии Божием, и со страхом, верой и любовью установили творить память преподобной Марии и почитать день ее преставления. Авва Иоанн, игумен обители, по слову преподобной, с Божией помощью исправил в обители то, что надлежало. Авва Зосима, пожив еще Богоугодно в том же монастыре и немного не дожив до ста лет, окончил здесь свою временную жизнь, перейдя в жизнь вечную.

Так передали нам дивную повесть о житии преподобной Марии Египетской древние подвижницы славной обители святого всехвального Предтечи Господня Иоанна, расположенной на Иордане. Повесть эта первоначально не была ими записана, но передавалась благоговейно святыми старцами от наставников к ученикам.

Я же, – говорит святитель Софроний, архиепископ Иерусалимский (память 11 марта), первый списатель Жития, – что принял в свой черед от святых отцов, все предал письменной повести.

Бог, творящий великие чудеса и великими дарованиями воздающий всем, с верою к Нему обращающимся, да вознаградит и читающих, и слушающих, и передавших нам эту повесть и сподобит нас благой части с блаженной Марией Египетской и со всеми святыми, Богомыслием и трудами своими угодившими Богу от века. Дадим же и мы славу Богу Царю вечному, да и нас сподобит милость обрести в День Судный о Христе Иисусе, Господе нашем, Ему же подобает всякая слава, честь, и держава, и поклонение со Отцем, и Пресвятым и Животворящим Духом, ныне и присно и во веки веков, аминь.

Святитель Иов Патриарх Московский и всея Руси

Пат­ри­арх Иов (в ми­ру Иоанн) ро­дил­ся в 30-е го­ды ХVI в. в се­мье по­сад­ских лю­дей го­ро­да Ста­ри­цы Твер­ской гу­бер­нии. От­ро­че­ские го­ды про­шли в Ста­риц­ком Успен­ском мо­на­сты­ре, ку­да отец от­дал его на вос­пи­та­ние. В этой оби­те­ли он при­нял мо­на­ше­ство с на­ре­че­ни­ем име­ни Иов. Око­ло 1569 го­да оби­тель по­се­тил царь Иоанн Гроз­ный, инок Иов при­влек к се­бе его бла­го­склон­ное вни­ма­ние и вско­ре был воз­ве­ден в сан ар­хи­манд­ри­та. В 1571–1572 го­дах он – на­сто­я­тель Си­мо­но­ва Успен­ско­го мо­на­сты­ря в Москве, в 1575–1580 го­дах – Но­воспас­ско­го. В 1581 го­ду ар­хи­манд­рит Иов был ру­ко­по­ло­жен в сан епи­ско­па Ко­ло­мен­ско­го. В 1586 го­ду стал ар­хи­епи­ско­пом Ро­сто­ва Ве­ли­ко­го и в 1587 го­ду – мит­ро­по­ли­том Мос­ков­ским. 23 ян­ва­ря 1589 г. при уча­стии пат­ри­ар­ха Кон­стан­ти­но­поль­ско­го Иере­мии со­сто­я­лось на­ре­че­ние, а 26 ян­ва­ря – тор­же­ствен­ное по­став­ле­ние мит­ро­по­ли­та Иова в пат­ри­ар­ха Мос­ков­ско­го и всея Ру­си.

Пат­ри­арх Иов еже­днев­но со­вер­шал Бо­же­ствен­ную ли­тур­гию, чи­тал на­изусть Еван­ге­лие, Псал­тирь и Апо­стол. «Во дни его не об­ре­те­ся че­ло­век по­до­бен ему, ни об­ра­зом, ни нра­вом, ни гла­сом, ни чи­ном, ни по­хож­де­ни­ем, ни во­про­сом, ни от­ве­том», – от­ме­ча­ет его жиз­не­опи­са­тель.

Со смер­тью ца­ря Фе­о­до­ра Иоан­но­ви­ча в 1598 го­ду пре­сек­лась муж­ская ли­ния ди­на­стии Рю­ри­ко­ви­чей, на­чал­ся пе­ри­од го­судар­ствен­ных нестро­е­ний, из­вест­ный в ис­то­рии Рос­сии как Смут­ное вре­мя. Пат­ри­арх Иов, бу­дучи уже ста­рым и боль­ным, со­ста­вил об­ли­чи­тель­ные гра­мо­ты, в ко­то­рых Лже­ди­мит­рий на­зван сво­им на­сто­я­щим име­нем бег­ло­го мо­на­ха Гри­го­рия От­ре­пье­ва, об­ман­щи­ка и са­мо­зван­ца. Эти гра­мо­ты отрез­ви­ли мно­гих, но Лже­ди­мит­рий успел за­ру­чить­ся под­держ­кой Поль­ши и Ва­ти­ка­на, обе­щая вве­сти в Рос­сии унию. В ян­ва­ре 1605 го­да пат­ри­арх Иов пре­дал ана­фе­ме Лже­ди­мит­рия и под­дер­жи­ва­ю­щих его из­мен­ни­ков. 13 ап­ре­ля 1605 го­да ско­ро­по­стиж­но скон­чал­ся царь Бо­рис Го­ду­нов. В Москве вспых­нул бунт, го­род был сдан са­мо­зван­цу и по­ля­кам. Пат­ри­арх Иов от­ка­зал­ся при­сяг­нуть Лже­ди­мит­рию и был низ­ло­жен. Слу­ги Лже­ди­мит­рия во­рва­лись в Успен­ский со­бор Крем­ля, чтобы убить пат­ри­ар­ха. Свя­ти­тель мо­лил­ся в это вре­мя пе­ред Вла­ди­мир­ской ико­ной Бо­жи­ей Ма­те­ри. Сто­рон­ни­ки са­мо­зван­ца со­рва­ли с пат­ри­ар­ха ар­хи­ерей­ское об­ла­че­ние и не да­ли окон­чить ли­тур­гию. Он пре­тер­пел мно­же­ство по­но­ше­ний и был со­слан в Ста­риц­кий Успен­ский мо­на­стырь. В кон­це дней сво­их он бла­го­сло­вил на пат­ри­ар­ше­ство мит­ро­по­ли­та Ка­зан­ско­го Ер­мо­ге­на.

Через два го­да, 19 июня 1607 го­да, пат­ри­арх Иов скон­чал­ся и был по­гре­бен в Успен­ском Ста­риц­ком мо­на­сты­ре. В 1652 г. мо­щи свя­ти­те­ля пе­ре­не­се­ны в Моск­ву в Успен­ский со­бор. Про­слав­лен свя­ти­тель в 1989 г.

Мученичество Феодула и Агафопода Солунских. Фреска

Святые мученики Агафопод диакон и Феодул чтец жили в Фессалониках в царствование императоров Диоклитиана (284–305) и Максимиана (284–305) и состояли в церковном причте: святой диакон Агафопод был глубоким старцем, а святой Феодул, чтец, был юн.

Оба отличались праведной жизнью и благочестием. Однажды святой Феодул в сонном видении увидел, как неизвестный человек в светлой одежде вложил ему в руку какой-то предмет. Когда он проснулся, то увидел в руке прекрасный перстень с изображением Креста и решил, что это знак его будущего мученичества. Силою изображенного на перстне Креста святой исцелил многих больных и обращал язычников к вере во Христа Спасителя.

Когда император Диоклитиан издал указ (303) о гонении на христиан, многие пытались укрыться от преследований, но святые Агафопод и Феодул безбоязненно продолжали вести Евангельскую проповедь.

Правитель Фессалоник Фаустин, узнав об этом, приказал привести их к себе на суд. Увидев юность и красоту святого Феодула, Фаустин пытался лестью убедить его отказаться от христианства и вернуться к узаконенным жертвоприношениям. На это мученик Феодул ответил, что он давно уже отрекся от заблуждений и жалеет Фаустина, который своей преданностью язычеству осуждает себя на вечную смерть. Правитель предложил мученику выбор: благополучную жизнь или немедленную смерть. Святой ответил, что выбирает, конечно, жизнь, но жизнь вечную, и временной смерти не боится.

Когда Фаустин потерял надежду убедить мученика Феодула, он стал уговаривать святого Агафопода. Правитель пытался обмануть его и сказал, что святой Феодул уже согласился принести жертву богам. Но мученик Агафопод не поверил этому. Он был уверен, что святой Феодул готов принести жизнь свою Истинному Богу, Господу Иисусу Христу.

Не добившись успеха, Фаустин приказал отправить мучеников в темницу. В темнице святые мученики горячо молились и смело проповедовали узникам Слово Божие, так что многих обратили в христианство. Начальник тюрьмы Евтиний донес об этом правителю.

Фаустин вновь призвал их на суд и стал снова убеждать отречься от Христа. Перед глазами святого Феодула заставили приносить жертвы идолам тех, кто ранее были христианами, но изменили вере. «Немощных вы победили, а крепких воинов Христовых ни в каком случае не сможете победить, если даже изобретете и еще большие мучения!» – сказал святой Феодул. Правитель приказал мученику принести христианские книги. «Вот, мое тело отдается для мучений, – отвечал мученик, – делай с ним, что хочешь; замучь меня самым жестоким способом, но все же я не отдам Святых Книг для поругания нечестивым!»

Фаустин приказал привести святого Феодула на место казни, где палач приготовил меч, чтобы отсечь ему голову. Мученик мужественно и с радостью воскликнул: «Слава Тебе, Боже, Отче Господа моего, Иисуса Христа, изволившего пострадать за нас. Вот по благодати Его и я иду к Тебе, с радостью умираю за Тебя!» Тогда Фаустин отменил казнь и снова заключил мучеников в темницу. Там святые мученики горячо молились и оба увидели одинаковый сон. Они плыли на корабле, который во время бури потерпел крушение. Волны выбросили их на берег в белых, сияющих одеждах. Святые рассказали друг другу видение и возблагодарили Бога за предвещенную им мученическую кончину.

Наутро, когда мучеников снова привели к Фаустину, они объявили ему: «Мы – христиане и за Христово Имя готовы претерпеть любые страдания». Фаустин приказал бросить их в море. Воины привязали святому Агафоподу камни, а он громко возгласил: «Это будет нам вторым Крещением, которым омоются наши прегрешения, и мы чистыми придем ко Христу». Вслед за ним был брошен в море и святой Феодул († 303).

Море выбросило на берег тела мучеников в светлых одеждах, без камней и без веревок. Христиане взяли их святые тела и предали честному погребению.

Святой Преподобный Марк Афинский

Преподобный Марк родился в Афинах. О своей жизни он поведал авве Серапиону, который по воле Божией посетил его перед кончиной.

В юности он изучал философию. После смерти родителей святой Марк удалился в Египет и поселился в пещере Фракийской горы (в Эфиопии). Девяносто пять лет прожил преподобный отшельником и не видел за все время не только человеческого лица, но даже зверей или птиц. Первые тридцать лет были для преподобного Марка самым тяжким временем. Босой и раздетый, он страдал зимой от холода, а летом от зноя. Пищей служили ему редкие пустынные растения, а иногда приходилось есть пыль и пить горькую морскую воду. Нечистые духи преследовали преподобного Марка, клялись потопить в море и, схватив, влекли с горы с криком: «Уйди с нашей земли! От начала мира никто из людей не приходил сюда – ты же как осмелился прийти?»

После тридцатилетнего испытания на подвижника сошла Божественная благодать. Ангелы приносили ему пищу, на его теле выросли длинные волосы, которые стали защищать его от холода и зноя. «Я видел, – рассказывал преподобный иноку Серапиону, – подобие Божественного рая и в нем пророков Божиих Илию и Еноха, и все, что я просил – показал мне Господь». Во время разговора с аввой Серапионом преподобный Марк расспросил, стоит ли мир в законе Христовом, продолжаются ли гонения на христиан. Услышав, что идолослужение прекратилось, святой возрадовался и спросил: «Есть ли ныне среди мира святые, творящие чудеса, как сказал Господь в Евангелии Своем: «Аще имате веру яко зерно горушно, речете горе сей: прейди отсюду тамо, и прейдет, – и ничтоже не возможно будет вам» (Мф. 17, 20)?» В то время, как святой произнес эти слова, гора сдвинулась с места на 5.000 локтей (приблизительно на 2,5 километра) и придвинулась к морю. Преподобный Марк увидел, что гора двигается, и обратился к ней: «Я тебе не приказывал сдвинуться с места, но беседовал с братом; поэтому встань на свое место!» После этого гора действительно вернулась на место. Авва Серапион в страхе упал ниц. Преподобный Марк взял его за руку и просил: «Разве ты не видел таких чудес за свою жизнь?» – «Нет, отче», – ответил старец Серапион. Тогда преподобный Марк горько заплакал и сказал: «Горе земле, потому что на ней живут христиане только по имени, а не по делам».

После этого преподобный Марк пригласил авву Серапиона к трапезе. Пищу принес Ангел. Авва Серапион сказал, что за всю жизнь он никогда не ел такой вкусной пищи и не пил такой сладкой воды. «Брат Серапион, – ответил преподобный Марк, – видел ли ты, сколько благодеяний посылает Бог рабам Своим! Во все дни мне посылалось от Бога по одному хлебу и по одной рыбе, а ныне ради тебя Он удвоил трапезу – послал нам два хлеба и две рыбы. Такой-то трапезой питает меня Господь Бог в течение всего времени за первые мои злострадания».

Перед кончиной преподобный Марк вознес молитвы о спасении христиан, земли и всех, в мире и любви Христовой живущих на ней. Он заповедал авве Серапиону похоронить его в пещере и завалить вход в нее. Авва Серапион стал свидетелем того, как душа стотридцатилетнего старца – преподобного Марка была принята на Небо († 400).

После погребения святого два Ангела в виде отшельников проводили авву Серапиона во внутреннюю пустыню к великому старцу Иоанну. Братии этого монастыря авва Серапион и поведал о жизни и кончине преподобного Марка.

Прп. Платон Студийский, исповедник. Фреска

Преподобный Платон родился в 735 году в благочестивой христианской семье от родителей Сергия и Евфимии. Рано осиротев, мальчик был взят на воспитание родственниками, которые дали ему хорошее образование. Когда он вырос, то начал самостоятельную жизнь. Первые годы святой занимался хозяйством в имении, оставшемся ему после смерти родителей. Он был очень воздержным и трудолюбивым и приобрел своими трудами большое состояние. Но сердце преподобного горело любовью ко Христу. Он раздал все свое имущество, отпустил слуг на волю и удалился в монастырь, вблизи горы Олимп, именовавшийся «в Символех».

Его молитвенное усердие, трудолюбие и кротость снискали ему любовь братии. В свободное от молитв время преподобный переписывал Богослужебные книги, составлял сборники из творений святых отцов. Когда в 770 году скончался настоятель монастыря Феоктист, братия избрали игуменом преподобного Платона, несмотря на то, что ему было всего лишь 35 лет. После смерти императора Константина Копронима (775) преподобный Платон отправился в Константинополь. Он отказался от управления Никомидийской митрополией и в 782 году вместе с племянниками – святыми Феодором († 826, память 11 ноября) и Иосифом († 830, память 26 января), удалился в пустынное место Сокудион. Они построили на горе церковь в честь святого апостола Иоанна Богослова и основали монастырь, настоятелем которого стал сам преподобный Платон. Когда святой Тарасий вместе с царицей Ириной созвал в 787 году Седьмой Вселенский Никейский Собор, преподобный Платон принял деятельное участие в его работе. Как образованный и начитанный в Священном Писании он успешно обличал иконоборческую ересь и защищал почитание святых икон. Когда преподобный Платон приблизился к старости, он передал управление монастырем преподобному Феодору.

В 795 году император Константин VI (780–797) насильно заставил свою супругу Марию принять монашество и решил обвенчаться с одной из своих родственниц, Феодотией.

Несмотря на то, что святой Патриарх Тарасий осудил этот брак, один из видных константинопольских священников, Иосиф, нарушил запрет Патриарха и обвенчал императора.

Узнав об этом, преподобные Платон и Феодор отлучили императора от Церкви и разослали об этом письмо ко всем инокам. Разгневанный император приказал заключить святого Платона в темницу, а преподобного Феодора сослать в Солунь. Только после смерти императора в 797 году они получили свободу. Преподобный Феодор переселился в Константинополь и стал игуменом Студийского монастыря. Преподобный Платон в той же обители жил простым иноком и был в послушании у своего племянника.

Когда новый император Никифор (802–811) самовольно возвратил в Церковь отлученного священника Иосифа, преподобные Платон и Феодор снова выступили с обличением незаконного действия императора. За это мужественные исповедники в 807 году опять были подвергнуты наказанию. Четыре года были они в заключении. Преподобный Платон был освобожден из заточения после смерти императора в 811 году и возвратился в Студийскую обитель.

Он прожил в трудах и молитве еще три года и отошел ко Господу в Лазареву субботу на 79-м году жизни, 8 апреля 814 года. За свое безбоязненное выступление в защиту святых икон преподобный Платон получил именование исповедника.

Преподобная Феодора Солунская

Преподобная Феодора Солунская происходила от христианских родителей Антония и Хрисанфы, живших на острове Эгине. В совершенном возрасте святая Феодора вступила в брак. Вскоре у нее родилась дочь. При нашествии сарацин (823) молодые супруги переселились в город Солунь. Здесь преподобная Феодора посвятила свою дочь на служение Богу в монастыре, а после смерти своего мужа и сама приняла иночество в той же обители.

Трудами послушания, постом и молитвою она так угодила Богу, что получила дар чудотворения и совершала чудеса не только при жизни, но и по смерти († 892). Когда скончалась игумения монастыря, ее гроб хотели поставить рядом с гробом преподобной Феодоры. Тогда преподобная, словно живая, подвинулась вместе с гробом и уступила место своей начальнице, показывая пример смирения даже после смерти. От мощей ее истекало миро. Когда в 1430 году турки взяли Солунь, они раздробили святые мощи преподобной Феодоры на части.

Преподобный Пуплий подвизался в Египетской пустыне во время царствования императора Юлиана Отступника (361–363). Перед военным походом против персов император послал беса проверить путь, по которому ему надлежало идти с войском. Преподобный Пуплий провидел духом замысел императора. Он встал на молитву с воздетыми руками и, молясь так день и ночь, преградил путь диаволу. Десять дней злой дух ждал, когда преподобный закончит молитву. Не дождавшись, он вернулся к императору и доложил о своем поражении. В гневе на преподобного Пуплия Юлиан Отступник дал клятву по возвращении из похода отомстить святому. Однако он не успел выполнить своей клятвы, так как вскоре погиб.

Один из военачальников Юлиана после его смерти раздал свое имение нищим и принял от рук преподобного Пуплия пострижение в монашество.