Счастлив всяк, кто у убогого Серафима в Дивееве пробудет сутки, от утра и до утра, ибо Матерь Божия, Царица Небесная, каждые сутки посещает Дивеево. Слова эти, сказанные самим Преподобным Серафимом Саровским, не раз приходят на память - и не только в дни, когда находишься под священной сенью этой дивной обители. Кто когда-либо побывал в Дивеево, уже не сможет забыть эти величественные соборы, увенчанные черными куполами, и особенное - дивеевское - пение, но главное - ощущение, что и Царица Небесная, и батюшка Серафим все время пребывают рядом, что заботливо и с любовью ведут тебя, наполняя душу несказанной благодатью…
Трудно поверить, что еще недавно монастырь был в запустении, но вот - празднуется десятилетие возобновления обители. Храмы радуют взор внешним и внутренним благолепием; обретены, казалось, навеки утраченные честные мощи Преподобного Серафима - а в конце прошлого года и мощи преподобных Александры, Марфы и Елены Дивеевских, прославленных в лике святых; множество паломников со всех концов России и Зарубежья в будни и праздники устремляются сюда, в четвертый земной удел Богородицы. Рассказывают, что и в наши дни иные воочию видели идущую по Канавке Божию Матерь. Многие - и автор этих строк - сподобились получить здесь исцеление...
У каждого свой путь в Дивеево. Не будем говорить о тех, кто путает монастырь с престижным курортом или туристическим отелем - таких, к сожалению, сюда приезжает немало и возвращаются они удрученные отсутствием требуемого комфорта. Значительно больше все-таки паломников и трудников. У первых дни расписаны едва ли не по минутам: помолиться на Литургии, услышать акафист, пройти по Канавке, искупаться во всех святых источниках... Для трудников это тоже важно, но не самое главное. Сделать бы побольше для любимой обители... Как москвички Фаина и Зинаида, прожившие в монастыре всего дня три, не больше, - но сколько они успели за этот малый срок! А Ксения из Заполярья живет здесь уже полтора месяца и в келью приходит только на ночлег. Все остальное время отдано церковной службе и послушанию.
Знакомство здесь завязывается быстро - или не складывается вовсе. Так устроил Господь, что самые интересные встречи, какие могли произойти только в Дивеево, не обошли меня стороной. И я могу рассказать о тех замечательных людях, с которыми познакомилась в Дивеево, об их непростых судьбах...
Ксения
Этой ночью Ксения дежурила по территории, и теперь отдыхает. Немного поспала и встала на молитву. Отложив молитвослов, Ксения открыла тоненькую книжечку. Перехватив мой взгляд, пояснила:
- Это акафист преподобному Трифону Печенгскому. Хотите посмотреть?
Разрешила приложиться к иконе преподобного просветителя лопарей - да и подарила книжечку. А потом рассказала о том, какую роль в ее судьбе сыграл этот великий святой.
- Я с тринадцати до тридцати семи лет такая страшная была - посмотреть жутко. Что за болезнь - до сих пор не знаю, врачи не могли определить. Куда я только ни ходила, где ни пыталась лечиться - все без толку. В церковь я тогда дороги не знала. Зайду, свечку поставлю - вот и выполнила долг... А однажды случайно услышала разговор женщин, которые собирались к какому-то святому источнику. Меня как будто подтолкнули, стала проситься: возьмите меня с собой! Слава Богу, не побрезговали, взяли они меня с собой к источнику Трифона Печенгского. Я в этом источнике омылась - и исцелилась! Так обрадовалась, что болезнь моя прошла! А поблагодарить Господа и преподобного Трифона и не подумала. Только вдруг через некоторое время словно бы в себе самой слышу укор: "Что же ты - исцелилась, а источник мой оставила!" И я поняла, что должна жить у источника, заботиться о нем. Пятнадцать лет живу вблизи источника, делаю, что могу. Правда, силы здесь нужны не женские, источник почистить надо. Зимой он замерзает огромным торосом и долго-долго не может оттаять, у нас ведь за Полярным кругом лето коротко. Может быть, братия Трифоно-Печенгского монастыря поможет в этом, но пока у них слишком много других неотложных проблем. Монастырь возрождается, трудностей хватает...
Смотрю на Ксению - красивую неброской красотой, что отличает многих верующих женщин, и трудно представить, что когда-то от нее брезгливо отворачивались люди. "Омыеши мя, и паче снега убелюся..." - так вот и ее омыл Господь Своей благодатью, очистил от внешней скверны - а потом уж она и от внутренней стала с Божией помощью очищаться.
Послушница Любовь
Перед самой поездкой в Дивеево мне прислали землицы с могилки блаженного Павла Таганрогского. А здесь в келье моими соседками ненадолго стали три молодые паломницы из Таганрога. Лина (в крещении Елена) рассказала о блаженном старце, согревавшем своей любовью страждущих людей, приходивших к нему.
- Как Серафим Саровский всех называл "радость моя", так у блаженного Павла любимое присловье было - "голуба моя!"...
И так по-украински мягко, певуче, так ласково звучит это доброе слово - голуба...
У старшей из этих трех паломниц Аллы в монастыре живет золовка - послушница Любовь. Ее путь в Дивеево был далеко не прост...
Люба росла в неверующей семье, но - посетил Господь, призвал в Святую Церковь. И доставалось же девочке за то, что она к урокам была нерадива, зато на службу в храм бежала бегом. "Учиться надо, образование получать, а не лбом об пол стукаться!.." - поучали родные. А она слушала - и продолжала жить по-своему...
Окончила школу. Пора определяться в жизни! Однажды Люба подошла к матери и попросила ее: "Мама, благослови меня!" Та, как смогла, благословила - не спрашивая, на что. А дочь пошла к своему духовнику и испросила у него благословения в монастырь. Тот благословил ехать в Дивеево. Люба оставила дома записку: "Не безпокойтесь за меня и не ищите..." - и уехала. Вот уже семь лет живет в монастыре, пока - послушницей, в глубине души мечтая о монашеском постриге. Родители отыскали ее только через год. Конечно, отговорить и вернуть беглянку домой не смогли. А теперь и сами смирились, и - видно, по дочкиным молитвам - тоже стали потихоньку тянуться к Богу. Ходят в церковь, молятся. Каются в своих грехах, молятся о послушнице Любови - чтобы помог ей Господь в ее многотрудном служении.
Ирина
Дорогое сердцу имя - Ирина. Хоть и не похожа она на мою покойную маму, а все-таки те же годы, те же - или похожие - жизненные невзгоды. Вот и смотрю на Ирину, тяжело опирающуюся на палку, втайне жалею ее натруженные ноженьки.
Зашел разговор о том, кто откуда приехал. Мы с дочурками из Самары, а вы?
- Из Перми, - отвечает Ирина. И поведала о том, как хотелось ей поехать в Дивеево, и попутчики находились - не было только денег на дорогу. Пошла к соседям с просьбой дать денег в долг, да неудачно... А до пенсии еще три дня!
- Стою такая опечаленная. А тут почтальонка мимо идет и говорит: "Вы что это приуныли? Радуйтесь: я вам сейчас пенсию выдам! Раздала по другим квартирам, и как раз для вас осталось!"
Вот так и смогла Ирина поехать в паломничество. Но в ее жизни это было далеко не первое и не единственное чудо. Уже то, что она, дочь поволжской немки-католички, пришла к Православию, было чудом.
В детстве она знала одну Православную бабушку, глубоко верующую. Сын ее за веру в Бога был осужден на 25 лет, отбывал в лагере. Какие он письма писал домой - Ирина таких никогда больше не читала. "Мама, не падай духом, я вернусь и все будет хорошо... И если даже мы в этой жизни не встретимся, то ТАМ обязательно будем вместе!" Мать не дождалась любимого сына, умерла. А Ирина получила первый в своей жизни урок Православной веры. Веры, за которую можно и жизнь положить.
Но жизнь преподавала и другие уроки - их было больше. Тогда ведь люди боялись открыто исповедовать свою веру в Бога.
У Ирины родилась дочь и заболела - не приведи Бог никому! Припадки эпилепсии колотили ее по 8 - 10 раз в день.
- Я и говорю: "Да хоть бы умерла она, не мучилась бы сама и других не мучила!" - вспоминает Ирина. - А соседка (она была тайная монахиня) меня остановила: "Что ты говоришь, разве можно! Ты молиться за дочь должна, а не смерти ей желать! Некрещеная она у тебя, за нее и молиться-то как?" Я возражаю: "Где же мне ее окрестить - церкви закрыты, батюшек нет..." Тогда она сказала, что поможет - хоть погрузит девочку, и то уже будет крещеной. Погрузила ее троекратно с молитвой - и что вы думаете, доченька моя пошла на поправку! Приступы прекратились. Сейчас вот ей уж сорок пять лет, и никаких припадков, слава Богу, нет. Вскоре после крещения погружением к нам тайком приехал в село батюшка - и восполнил святое крещение.
Но несмотря на такие явные Божии чудеса, что-то противилось в душе Ирины: почему именно Православие? Может быть, стоит прийти в католицизм? Или стать баптисткой, как другая родственница?..
И вдруг - болезнь, да какая! Собиралась к дочери в гости, отмечать Новый год - а угодила в больницу, абсолютно неподвижная и без малейшего шанса выжить.
- Слышу - врачи между собой говорят: "Не выживет!" Я только про себя им отвечаю: "Назло вам выживу!" - а сказать ничего не могу.
Я оказалась в глубокой черной тьме и видела только скользкий туман вокруг. Пытаюсь карабкаться - не могу. Вижу - впереди маленький, как мячик от пинг-понга, шарик света, и этот свет такой красивый, мне хочется к нему... Иду туда - свет становится ярче, он нежно-зеленый, и наконец я увидела впереди себя на светло-голубых облаках какого-то удивительно красивого Мужчину в длинном белом одеянии, босого, с распущенными по плечам длинными волосами. Он посмотрел на меня, подозвал к себе троекратным мановением руки и сказал: "Иди, ищи и верь!"
Я очнулась - и увидела себя лежащей в больничной палате. Стоящие рядом врачи удивленно переглянулись: "Ожила!"
После этого я уже знала, что я должна стать Православной! Все сомнения отпали - раз уж Сам Спаситель сказал, что мне еще надо!
Мне бы теперь найти такую икону - подобную я видела в алтаре одного храма. А так хочется у себя дома молиться Спасителю и видеть Его таким, как тогда, когда он вернул меня к жизни…
Ирина
Не так давно Ирина прочитала в газете о том, что в одном монастыре, где-то в Бахаревке, замироточили иконы. Решила съездить туда и посмотреть своими глазами на это чудо. С большим трудом отыскала этот монастырь на окраине Перми, поклонилась святым образам. И подивилась, узнав о том, как было обнаружено само чудо мироточения.
- Женщина пришла в монастырь, купила шесть иконочек. Дома стала смотреть их - и расстроилась: иконы покрылись каплями маслянистой жидкости!
Вернулась в монастырь и иконы назад отдает:
- Что это вы мне бракованные иконы продали!
Там глянули - миро! Позвали священника, он увидел и возрадовался Божией милости. Оказалось, что в обители замироточили сразу восемнадцать икон. Вот ведь какие мы: нам чудо Божие в руки дают, - а мы негодуем: "Бракованные иконы..."
Игуменья этого монастыря в Перми рассказала, что до войны, в тридцать девятом или сороковом году, здесь тоже мироточили иконы. К чему теперь мироточат? Один Господь знает! Так хочется верить, что не к новым бедам... Монастырь там уж очень красивый, но что за разруха в нем! Видно, что прежде обитель была богатая. Источник целебный там протекает, его уже восстановили. Вернусь из Дивеево - обязательно туда еще приеду...
Вскоре после революции арестовали одного священника, очень любимого в народе батюшку Трифона, хотели на месте пристрелить без суда и следствия, как контру. А прихожане за него горой поднялись, окружили батюшку и не дали убить. Тогда большевики их обманули: не безпокойтесь, ничего мы с вашим попом не сделаем. Перевезем в другую тюрьму, там будет суд - кто захочет высказаться в защиту, всех допустят... Им и поверили. Ничего, мол, на суде мы своего батюшку отстоим, не дадим в обиду! А большевики ночью вывезли отца Трифона за город - и у дороги живым в землю закопали. Вот так они держали свое большевистское слово...
Татьяна, уже не Черная
Черная - это вовсе не фамилия. Теперь-то можно называть Татьяну без этой прибавки к имени. А нарек ее Черной духовный отец - старец Максим.
Всю свою сознательную жизнь Татьяна легко обходилась без духовника. В церковь - заходила, накупит большой пучок свечей подороже и поставит к каждой иконе.
-Как-то от подчиненной на своем предприятии (я занималась бизнесом) услышала восторженный рассказ о замечательном старце Максиме: молитвеннике и подвижнике, духовном сыне известного старца Севастьяна Карагандинского. "Вот бы и тебе к нему!" - "Хорошо бы, да когда? Времени совсем нет!" Всякий раз так и отвечала ей с легкой совестью: некогда. А тут она меня однажды и "подловила". Зашла - я сижу в кабинете. "Татьян, ты что сейчас делаешь?" - "Да ничего особенного..." - "Так пошли к старцу!"
Заходим в келью, вижу - сидит в деревянном креслице (без какой бы то ни было мягкой обивки) седенький, белый-беленький старчик с голубыми чистыми глазами. Посмотрел на меня и улыбнулся: "О, Татьяна пришла!" - Я думаю: "Ну, Верка, сказала, как меня зовут!" А ничего она не говорила. Он потом уже, когда я больше узнала его, как-то спросил: "Хочешь, скажу твое отчество?" Посмотрел на меня внимательно и говорит: "Ты у нас Николаевна!" Так и есть - Николаевна...
Стала я ходить к старцу, сына к нему привела. Так умел он вразумить и наставить, в любой ситуации даст мудрый совет. Сына очень полюбил: встретит, бывало, не знает, куда его усадить, яблок ему надает, конфет, печенья - как маленькому. Очень радовался, когда Дима приходил к нему. После уж я поняла, что отец Максим старался как можно больше дать Диме благословленных продуктов, чтобы он хоть так смог получить Божию благодать. И Дима тоже очень полюбил старца.
Отец Максим с первых наших встреч стал наказывать мне, чтобы я не красилась. "Зачем, - говорит, - тебе это? Ты и так красивая!" Я пообещаю: "Не буду, батюшка!" - и когда к нему иду, косметику с лица смою. Вроде бы все в порядке...
А один раз получилось так, что мы с сыном неожиданно для себя решили пойти к батюшке, и я по дороге попросила у Димы платочек: дай, говорю, сотру помаду с губ. Сын меня и спрашивает: "А глаза как же?.." - Я отмахнулась: "Да ладно, батюшка все равно ничего не увидит!" Стерла помаду и спокойно иду к отцу Максиму. Только переступила порог его кельи, как зажгло мне глаза - словно перцем сыпанули в них! Слезы пополам с тушью черными ручьями бегут, боль нестерпимая!
Я взмолилась:
- Ой батюшка, не буду больше краситься!
И слышу в ответ спокойное:
- А батюшка ничего не видит!..
Тут я аж прикрикнула на него:
- Да батюшка, сказала же - не буду больше краситься, хватит! У меня глаза вместе со слезами сейчас вытекут!
В тот же миг боль прекратилась, жжения как не бывало. Я умылась - и больше уж не стала краситься. Я ведь и волосы красила - в белый цвет, а батюшка звал меня Татьяной Черной. Почему бы? За грехи мои, за то, что толком не исповедовалась, вся душа была черная. Однажды, уже незадолго до смерти, батюшка мне сказал:
- Татьяна, у меня что-то маловато своих грехов, поделись-ка со мной!
А я побоялась ему исповедоваться. Видела, как ему было плохо иной раз после того, как примет исповедь у какого-нибудь священника. В лежку лежал. Если уж его так грехи церковнослужителей сваливали с ног, - что от моих-то будет?! Нет, говорю, не готова я к исповеди! У самой душа болит, томится, выплакать бы все мои грехи, покаяться, - не могу!
Когда батюшки не стало, трудно мне было! Где найдешь такого, как он, чтобы все в жизни разложил, как по полочкам! Не сразу, но нашла я себе духовного отца - по батюшкиным молитвам, его же ученика, архимандрита Петра. Такой отзывчивый: ночь-полночь идут к нему, зовут ехать к умирающему или больному - он безпрекословно едет за сотни километров. В Казахстане Православных храмов не так много, где еще они найдут священника...
Повстречала я настоящего старца и в России. Но тоже не сразу... Когда монастырь в Верхотурье, в Екатеринбургской области, стали возрождать, туда уехали наши монахини во главе с матушкой Агнией. Приехала и я туда, потрудилась, как смогла, пожила у мощей святого праведного Симеона Верхотурского. И надо же - в пасхальные дни увидела такое безобразие, что душа возмутилась. Молодые парни валяются пьянехоньки на улице! Спрашиваю матушку Агнию:
- Как же так, у нас в Казахстане такого растления не увидишь! А тут Православная Россия - и вон что творится!
Матушка не отпирается:
- Да, много плохого. А что ты хочешь - разве в Казахстане было такое поругание святынь, как в России! Сколько храмов разрушено, сколько служителей Церкви убито! А как издевались над ними?! Это же какое безумие было после революции: женщины запрягали в сани священника и кнутом его гнали, усевшись в розвальнях! Ты что думаешь - такое могло даром пройти? Вот теперь их внуки и правнуки пожинают посеянное. Поэтому столько пьяниц и наркоманов. Нет в людях покаяния - а без него любое лечение мало поможет...
Как раз в те дни я в одном небольшом городке познакомилась со старчиком Лукой. Полтора часа мы с ним беседовали, на многое он мне открыл глаза. А на прощание сказал, что если я буду жить в России, то только ради Христа. Если же вернусь в Казахстан, все у меня будет.
Я тогда поняла слова "ради Христа" так, что придется милостыню просить. Ну нет - только не это! Но и в Казахстане откуда что у меня возьмется, если я по наказу отца Максима с бизнесом покончила, а другой работы мне нет.
Старец успокоил:
- Владыка Алексий даст тебе работу!
Так оно и получилось. Потрудилась я в Казахстане, у Архиепископа Астанайского и Алма-Атинского Алексия....
Два года минуло после встречи со старцем Лукой. Уже дошло до меня, что не христарадничать буду в России, если уеду из Казахстана, но вся моя жизнь, конечно же, изменится. Душа потянулась в Россию. Оказалось, что здесь так много святынь - жизни не хватит по всем святым местам проехать и везде послужить. Поехала я в Россию ненадолго, и вот уже с сентября живу в Дивеево. Сподобилась, в октябре пожила в Государевой келье!
(Услышав, что это за келья, я про себя так и ахаю: я ведь тоже в те же октябрьские дни прожила в ней три дня с маленькой дочуркой. И сейчас нас поселили в смежной келье. По этим самым половицам ступал Государь, приезжая в Дивеево, и молился в тихой церкви Марии Магдалины, вдали от шумного люда. Сейчас эта церковь в Игуменском корпусе восстанавливается...)
Не сказала, как получилось, что мы разговорились с Татьяной. Нам с ней выпало вдвоем дежурить по территории монастыря с 2 до 5 часов ночи. Ходили - молились, читали "правильце" и псалмы, а потом как-то сам собой возник разговор.
Ночь была на редкость спокойной, никто не нарушал благословенную тишину. Зато каким неземным ароматом веяло от алтарей храмов - словно только что здесь совершили каждение с благоуханным ладаном. Этим же горним ароматом был напоен воздух у монастырских могил. Чудно! Ночь, тишина, все объято крепким сном, а через окно Рождество-Богородицкого храма видно, как инокиня кладет поклоны, читая Неусыпаемую Псалтирь.
Татьяна продолжает:
- Недавно приезжали паломники в один дивеевский скит, в Канергу, - там есть источник, который называют говорящим. Обыкновенный с виду источник, а когда у него станут молиться, он начинает бурлить, как будто откликается. Вот и тут люди приехали, пошли пешком к источнику. А одна бабушка по немощи осталась в автобусе. Только попросила хоть водицы набрать оттуда и принести.
Начали молиться - и вода забурлила, зашумела, словно какие-то голоса отвечают. Мало того: в самой воде источника паломники четко увидели отражение пятиглавого собора! А его там нет - только говорят, что была здесь когда-то в незапамятные времена церковь. Однажды напали какие-то враги (уж не знаю, - татары, что ли?), люди укрылись от них в храме - да так вместе с церковью и погибли... С тех пор, как град Китеж, она таится вместе со всеми своими молитвенниками под толщей воды в ожидании заветного Дня...
Паломники вернулись к автобусу, рассказали об увиденном бабушке, она и заплакала: "Что же, говорит, я с вами не пошла! Уж как-нибудь из последних силушек доплелась бы, пока вы там молились да купались..." И тут вода из источника в ее бутылочке громко забурлила! Божия милость!..
Сколько еще интересного услышала я от Татьяны - жаль, не могла сразу записать все услышанное. А теперь, по прошествии времени, уже боязно: не исказить бы что-то, поддавшись лукавой памяти. Нет уж - лучше умолчать, а все, что надо, со временем Господь Сам откроет.
...Мария Ивановна!
Нет у меня обыкновения вести дневниковые записи, но на этот раз, едва проснувшись, я скорее записала свой сон. Было такое чувство, что этот сон не случайно пришел мне в Дивеево, в келье Игуменского корпуса - по сути в храме Марии Магдалины. За день до отъезда в Башкирию, откуда мы с дочками и приехали в Дивеево сразу после крестного хода к Табынской иконе Божией Матери, я вместе с другими сотрудниками редакции сподобилась приложиться к частице мощей святой равноапостольной Марии Магдалины. И в пути эта святая не раз напоминала о себе... Надо сказать, что наша самарская блаженная Мария Ивановна Матукасова - схимонахиня Мария - по крещению была тезоименита Марии Египетской, а в постриге - Марии Магдалине.
И вот - Дивеево, Игуменский корпус, раннее утро 19 июня. В тонком сне я увидела, что нахожусь в церкви села Ташла, известного не только самарцам как место явления в кровавом октябре 1917 года чудотворной иконы Божией Матери "Избавительница от бед". В селе этом, при храме во имя Святой Троицы, несколько месяцев прожила Мария Ивановна.
Вижу во сне: небо над храмом затянуто черными грозовыми тучами, и в самом воздухе разлито ожидание чего-то страшного. Люди стоят на коленях и плачут, молятся. А впереди всех, повернувшись лицом к иконам, как священник перед исповедью, стоит с большим крестом и горячо молится Мария Ивановна! Только молодая - лет сорока, статная (сбросила груз трех мешков с людскими грехами - и выпрямилась!), очень красивая. Наконец она оборачивается к молящимся и, держа в руках крест, говорит:
- Да, время сейчас тяжелое. Но плакать и отчаиваться не надо! Надо молиться. Читайте 54-й псалом!
С этими словами она прикладывается к кресту и передает его вставшим с колен людям. Все мы по очереди бережно прикладываемся к кресту и передаем его из рук в руки. Приложилась и я. Выйдя из храма, поднимаю взгляд горе - и вижу: небо все такое же сумрачное, тучи обступают со всех сторон - но в самом центре, точно по периметру церковного здания, непобедимо сияет чистой небесной лазурью небесное оконце. Здесь нет туч - и видно, что сюда они не смогут наползти. И в этом лазурном сиянии такая радость, такая надежда!
И вот, проснувшись, я отыскала в Псалтири и прочла первые строки 54-го паслма: "Внуши, Боже, молитву мою, и не презри моления моего: вонми ми, и услыши мя: возскорбех печалию моею, и смятохся от гласа вражия и от стужения грешнича..." Читаю - и каждая строка, каждый стих ложится на сердце, словно в наши дни сложился этот плач. Но - какой же надеждой дышит заключительная строка! Как чистое небушко над спасительной Церковью... И еще узнала, что этот псалом был любимым у Преподобного Сергия Радонежского, игумена и молитвенника земли Русской. В одной из книг о житии Преподобного сказано, что он любил повторять: "Кто даст мне криле яко голубине; и полещу, и почию". Видно, и впрямь - заключена в этом псалме неведомая победительная сила "Аз к Богу воззвах, и Господь услыша мя"!
"Взявшись за плуг..."
И еще были встречи в Дивеево - уже не с паломниками. Многие наши самарцы, да и не они одни, переехали сюда, под покров Божией Матери, насовсем. Купили дома, обзавелись огородами и хозяйством... И ведь раньше, в миру, все у них в жизни ладилось, все удавалось. Казалось бы, уж здесь-то, где столько благодати, и вовсе расцветут. Но те, с кем мы говорили об их дивеевской жизни, едва ли не в один голос сетовали на тяготы, которых они и представить себе не могли. Оказалось, что для глубоко верующих людей жить рядом с монастырем, не принадлежа монастырю душой и телом, весьма непросто. Здесь у новоселов словно бы отнимается плотский разум, практическая сметка. И если раньше они могли спокойно прокормить себя и семью, то сейчас это нередко становится проблемой.
- Надо жить, во всем возлагая упование только на Бога! - сказала Галина. - Смириться полностью, во всем покориться Его воле - вот тогда все исподволь наладится само собой. В Самаре я работала в ризнице, так ко мне из других храмов приходили поучиться, как правильно шить церковное облачение. В монастыре мне долгое время доверяли только чужие огрехи распарывать. И у мужа заработок маленький. Но мы не печалимся. Что есть - то и хорошо. Зато Господь о нас Сам заботится. Помню, дома с продуктами было тяжеловато, и так захотелось грибков... Вышла из дома, гляжу - чуть ли не у порога вдоль лесной полосы по дороге в село высыпали свеженькие грибы! Набрала их и сварила вкусный суп.
Сказано: взявшись за плуг, не оборачивайся. Но не у всех это получается.
Из письма рабы Божией Валентины (фамилию сознательно не указываю), живущей в Дивеево.
«Мир тебе, дорогая сестра И.!
Тебе пишет бывшая самарянка. Два года я изо всех сил старалась забыть Самару и все, что было связано с ней, столько скорби накопилось в душе! Два года и "Благовест" в руках не держала (мою кислородную подушку отключила!) А ведь выписывала его с самого начала его издания и с моих первых шагов в храм. И вот, выехав на Святую Землю, в удел Божией Матери, думала здесь всерьез начать свое исправление. И среда-то подходящая - почти в ковчеге Ноевом. В ковчег-то попали, да только к великому сожалению идем ко дну. Местные старожилы (совсем древние старушки) говорят, что вот и настало время, о котором их предупреждали, что понаедут сюда полным-полно людей, но будут то "фарисеи и книжники", и веры-то у них не будет! Вот за эти два с половиной года я и дети мои увидели и испытали все это на себе. Все "патриархи", службы знают на все 110 процентов и только следят, что не так да не эдак исполняется в храмах! И те, кто въехал 9-10 лет тому назад сюда, - они уже в храмы не ходят, так как уверены, что благодати уже нигде нет, и в Дивеево в том числе. Все ждут каждый день - и каждый час! - конца света, всех и вся постоянно держат в напряжении высоковольтном, сами покоя не имеют и другим не дают. Дочь с внуком уехала, сказав: "Хватит с меня такого спасения! Устала! Я уже почти схожу с ума... Если уж погибать, так в родной Самаре!"
Нагнетение информации, в основном ложной, отнимает веру. Чтобы этому противостоять, я вновь стала выписывать "Благовест". И как только он входит в мой дом, все и всех бросаю и забиваюсь в какой-нибудь уголок, чтобы послушать, что в нового в родной Самаре. Читаю "от и до". Наплачусь, все раны будто вскрываются, все родное. И все это время я вынашиваю мысль, как бы написать, чтобы выслали мне "Лампаду", где написано о родной моей матушке схимонахине Софии и о матушке схимонахине Марии - вот ими и еще отцом Иоанном Букоткиным (Царство им Небесное!) я и жила, и именно через них поверила, что Бог есть. А потом схимонахиня София благословила меня поехать к схиигумену Иерониму (Царство ему Небесное!) в Санаксарский монастырь. Он-то меня и взял к себе, и благословил на переезд - вот так мы тут и оказались. А теперь никого из них рядом нет, не к кому сбегать поплакаться, совета получить - не от кого! И так горько на душе - сил нет! Будто живем мы здесь, где собраны одни душевно надломленные люди, которым (и я в их числе) не хватило места в родных городах. Дети восстали на меня за то, что я их сорвала из города, где была у нас хорошая квартира и работа. А здесь работы нет, пенсий тоже. И люди, которые живут рядом, входят в дом или останавливают прямо на улице с последними негативными известиями, "видениями", "пророчествами"...
Продать здесь дом и купить в Самаре - нереально. Да я и не хочу никуда уезжать. Мне там было несладко, и здесь не мед, мне все равно теперь, где умирать. Я работала в храме при хорошем батюшке. И этот священник, когда увидел мою дочь, сказал ей, что мы все обречены! Мы все здесь должны сойти с ума, нам уже не выбраться отсюда... Мне матушка София сказала перед отъездом: "Ни в храм! Ни в мир! Связана!" Вот и сижу, связанная по рукам и ногам.
Вот так мы "спасаемся" здесь - камнем на дне лежим, всплыть не в наших силах. Жду какой-нибудь крохи Божией милости (как та хананеянка - со стола господ). Умом понимаю, что это моя епитимия за мои грехи, но нести ее со смирением и с благодарностью - увы! - к великому сожалению, не получается...».
Такое вот письмо. И, наверное, прежде чем поменять прописку - хотя бы даже и на дивеевскую - надо крепко подумать: сгодишься ли ты для этой жизни. Может быть, проще - жить по-Божьи на своем месте. А от искушений все равно нигде не укроешься.
По ком звонит колокол...
Около 8 часов утра 21 июня над монастырем поплыли печально-торжественные одиночные удары колокола. К заутрене звонят не так... Оказалось - только что пришло известие о смерти Митрополита Нижегородского и Арзамасского Николая.
В последний раз Владыка въезжал в Дивеево под такой же погребальный звон. Обиделся: что это вы меня так встречаете?! А это в обители прощались с пятнадцатилетним Арсением Шикиным, сыном горячо любимого и чтимого в Дивеево иеромонаха Владимира, отошедшего ко Господу чуть более чем за год до смерти сына.
Инокиня Анфиса припомнила, как 2 ноября 1995 года вдруг сам собой громко загудел большой колокол на колокольне Дивеевского монастыря. Один лишь раз ударил-застонал, и поплыл над обителью протяжный звон. Стали выяснять - и пришли к выводу, что это просто что-то упало сверху, задев большой колокол, вот он и отозвался. Простое и логичное объяснение. Вот только стон этот колокольный раздался в тот самый час, когда в далеком Питере остановилось сердце Митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна.
- Он ведь был совестью России, - говорит мать Анфиса. И я молча соглашаюсь с ней: уж кому-кому, а самарским не надо объяснять, кем он был.
В день погребения в Нижнем Новгороде Митрополита Николая 23 июня многие в Дивеево стали свидетелями необъяснимого происшествия в Преображенском храме, на ранней Литургии.
Мне очень хотелось встать рядом с иконой трех Святителей - Иоанна Златоустого, Василия Великого и Григория Богослова. Когда и где еще доведется помолиться у этого редкого образа? Но словно бы кто-то властно повел меня чуть дальше, к иконе Святителя Николая, и поставил: здесь твое место, стой и молись. Приложилась к иконе и встала у большого подсвечника, заодно стала следить за горящими на нем свечами. Вдруг москвичка Фаина тихонько обратила мое внимание на то, что окруженная свечами лампада наверху подсвечника сама собой погасла: "Наверное, слишком много масла налито..." Во время Литургии искать лампадаря я не стала, а про себя прочла известную молитву: "Возжги, Господи, угасший светильник души моея светом добродетели..." - и от свечки вновь затеплила огонек. Через несколько минут огонь вновь погас, и опять я с молитвой зажгла лампаду. И еще - в третий раз это повторилось... Нет, тогда я так и не обратила на это внимания.
А в тот момент, когда уже была вынесена Чаша со Святыми Дарами и священник прочитал молитвы перед Причастием, вдруг, чуть ли не к моим ногам, с грохотом упала другая лампада - висящая на стене у самой иконы Святителя Николая. В ужасе, не зная, что делать, я опустилась перед ней и увидела, что цепочки целы, сам стаканчик лампады, вылетев из металлического поддона, не разбился и, кажется, даже не треснул. Только масло из него разлилось по полу.
- Вы что, толкнули лампаду? - сердито спросила подбежавшая инокиня.
- Да нет, она сама упала, - стала я оправдываться. Стоявшая рядом женщина подтвердила: да, лампада сорвалась и упала сама. И не могла я задеть ее - стояла поодаль, а лампада висела высоко.
Подошел молодой священник в светлом подряснике, и мы вполголоса стали рассуждать, что же это было - слишком явный знак для нас! Так ли, не так ли рассудили мы - Господь ведает. Но по нашему с батюшкой Андреем обоюдному разумению, знак этот не случайно был дан от иконы Святителя Николая, Небесного покровителя почившего Митрополита. Да, светильник упал и погас, и масло из него вытекло, - да ведь сам он остался цел, милость Божия не иссякла! Будет налито новое масло и станет гореть по-новому.
Митрополит Николай (Кутепов) являлся знаковой фигурой не только по своему высокому иерархическому положению в Церкви. Он как бы связывал в нашей Русской Православной Церкви вчерашний день с настоящим. И упал - как тот светильник - все же не сделав этого столь необходимого последнего шага навстречу времени. Человек из того поколения церковных тружеников, на чьих плечах Церковь выстояла в годы тяжелейших испытаний; фронтовик-сталинградец с ампутированными из-за ранения ступнями; могучий молитвенник, не заискивавший ни в былые дни, ни теперь перед власть предержащими, он все же не нашел в себе силы смириться перед святостью Царя-Мученика. В печально известном последнем своем интервью "НГ-религии" он фактически дезавуировал свою подпись под Соборным актом о канонизации Царственных Мучеников. Не нам - о, не нам! - судить этого крупного человека. Но нам - молиться за него. И просить Царя Николая уже там, в вечности простить это его невольное заблуждение. Вечная ему память!
Тема смерти не раз возникала в эти двенадцать дивеевских дней и тесно переплеталась с темой жизни. Вот монастырское кладбище, и могилка с надписью на кресте: "Монахиня Нина (Нина Степановна Горбунова). 4/17 февраля 1932 - 12/25 декабря 2000". Еще недавно Нина Степановна, сама тяжело больная, заботливо присматривала за стареньким слепым монахом Тарасием. Как она молила Господа, чтобы сподобил ее принять монашеский постриг! А постригли ее перед самой смертью. Отошла ко Господу в ангельском чине. Последнее время Нина совсем ничего не могла ни есть, ни пить - жила лишь Причастием, которое только и удерживалось в ее иссохшем теле.
Вот встреча в храме, на всенощной: женщина, приехавшая из Сызрани, рассказала, как пять лет назад утонула ее единственная дочь. Восемнадцать лет она была единственной радостью и утешением - и вот нет ее!..
- Как я тогда сама осталась жива - не знаю, - говорит моя нечаянная знакомица. - Но я поняла, что для того и оставил меня Бог, чтобы было кому за доченьку молиться. С тех пор живу в молитве, в храме, в святых местах. Только и молю Господа, да помилует душу бедной доченьки моей!
26 июня, в праздник святой преподобной Александры, Первоначальницы обители Дивеевской, выходя из храма после ранней Литургии, упал в притворе - и уж более не поднялся приехавший из Тверской епархии иеромонах Андроник. Старания врачей оказались безсильными, и после операции он ночью умер. Как жалела его келейница Анна Ларина, уж такой он был добрый да кроткий, такой молитвенник!.. И совсем еще молодой...
А дивеевские сестры повздыхали, жалея его молодость, да и порадовались:
- Мы-то здесь живем, а где умрем - Бог весть. Это же такая милость - умереть в Дивеево и упокоиться в этой святой земле!
К вечеру этого праздничного дня над селом разразился ливень. Черные тучи клубились в небе, и где-то вдалеке громыхал гром, изредка прочерчивали небо сполохи дальних молний. Но вскоре дождь утих, и над обителью встала великолепная радуга. Огромная, сияющая разноцветьем небесных красок. Жаль: пока я добежала до Игуменского корпуса, пока взяла фотоаппарат и сделала несколько снимков, радуга успела поблекнуть. На цветном фото еле заметна слабенькая светящаяся полоска на послегрозовом небе.
И еще один дождь - уже 28 июня - провожал нас из Дивеево: невиданный серебряный дождь! Никогда такого не видала: тяжелые капли падали с неба, словно отлитые из серебра. Вовсю светило солнце - и лил хороший летний проливной дождь. В минуту мы вымокли до нитки - и в минуту высохли под ласковым солнцем, едва отбежала прочь, за село, серебряная тучка. И только слезы бежали, не высыхая на щеках: простите, Преподобные Батюшка Серафим, Александра, Марфа и Елена; прости, честная обитель, прикипевшая к сердцу!
И не только о разлуке с близкими людьми так плачется; нет сил покинуть надолго эти дивные храмы, эту речку Лубинку, эти места, отмеченные Божиим благословением.
Дай-то Бог еще пройти с молитвой по Святой Канавке, постоять у икон, поклониться честным мощам...
http://www.cofe.ru/
